Флик выдала себя, дернув головой в сторону Джимми. Тот был подготовлен лучше. У него раздулись ноздри, но во всем остальном он старательно изображал спокойствие.

– Да, он нарисовал в своей придурочной башке целую сцену, – сказал Джимми. – Иногда ему мерещится, что наша мать-покойница тоже стояла рядом. Скоро и папу римского туда приплетет.

– Грустно, – сказал Страйк. – Надеюсь, вы сможете его найти.

На прощание он поднял руку и ушел, а они остались стоять во дворике. Голодный, несмотря на съеденные чипсы, Страйк кое-как доковылял до автобусной остановки, превозмогая сильную пульсирующую боль в культе.

Автобуса пришлось ждать пятнадцать минут. Двое подвыпивших парней через несколько мест впереди от Страйка завели нескончаемый нудный спор о достоинствах нового приобретения клуба «Вест-Хэм» – Юсси Яаскеляйнена, чье имя и фамилию, правда, ни один так и не сумел выговорить целиком. Страйк невидящим взглядом смотрел в замызганное окно, нога болела, отчаянно хотелось лечь, но расслабиться он не мог.

Хотя признаваться в этом было досадно, поездка на Шарлемонт-роуд ни на йоту не развеяла его сомнений по поводу рассказа Билли. А воспоминание о внезапном испуганном взгляде Флик в сторону Джимми и особенно о вырвавшемся у нее «Его Чизл подослал!» занозой бередило душевный покой сыщика.

На выходных Робин предпочла бы отдохнуть от переезда, распаковки вещей и расстановки мебели, но Мэтью не терпелось устроить новоселье, на которое он пригласил массу народу с работы. Его тщеславию льстила яркая, романтическая история улицы, где в ту далекую пору, когда Дептфорд был центром судостроения, селились исключительно корабельные мастера и капитаны дальнего плаванья. Хотя для Мэтью здешний почтовый индекс был еще не самым желанным в Лондоне, но небольшая вымощенная булыжником улочка со множеством элегантных старинных домов знаменовала, как он и хотел, шаг наверх, даже притом что в этот аккуратный кирпичный куб с подъемными окнами и фигурками ангелов над входом они вселились только на правах съемщиков.

Мэтью был против возврата к аренде жилья, но Робин настояла, сказав, что не выдержит еще год на Гастингс-роуд, а все их попытки приобрести жилье – сейчас непомерно дорогое – в собственность ни к чему не привели. Материнского наследства и нового оклада Мэтью еле-еле хватило на аренду этого симпатичного домика с гостиной внизу и тремя комнатами наверху, зато сумма, вырученная за продажу квартиры на Гастингс-роуд, осталась в банке нетронутой.

Домовладелец – издатель, уезжавший в Нью-Йорк для работы в головном офисе, – был в восторге от новых жильцов. Этот гей сорока с небольшим лет восхищался правильными чертами Мэтью и в знак особого расположения сам вручил ему ключи в день переезда.

– Полностью разделяю мнение Джейн Остен насчет идеального съемщика, – говорил он Мэтью, стоя на булыжной мостовой. – «Женат. Бездетен. Чего же лучше?»[6] А чтобы дом содержался в порядке, нужна хозяйка. Или вы орудуете пылесосом сообща?

– Конечно, – заулыбался Мэтью.

Робин, которая, обойдя мужчин сзади, втаскивала через порог коробку с цветочными горшками, едва удержалась, чтобы не съязвить.

С недавних пор она подозревала, что Мэтью стремится создать у друзей и знакомых впечатление, будто он вовсе не съемщик, а владелец этого дома. Замечая за Мэтью неприглядные или неоднозначные поступки и делишки, Робин мысленного выговаривала себе за растущую мнительность и корила себя за дурные мысли о муже. Именно в таком приливе самобичевания она и согласилась на вечеринку, закупила спиртное и пластиковые стаканы, наготовила закусок и оборудовала кухню к приходу гостей. Мэтью переставил мебель по своему вкусу и несколько вечеров кряду составлял музыкальное меню, которое сейчас на полной громкости проверял по своему айподу на док-станции. Робин бежала наверх переодеваться под оглушительные первые аккорды песни «Cutt Off»[7] группы Kasabian.

С утра Робин накрутила волосы на поролоновые бигуди, решив сделать прическу, как в день венчания. Поскольку гости могли нагрянуть с минуты на минуту, она снимала бигуди одной рукой, а другой открывала шкаф. У нее было приготовлено новое платье, облегающее, серое, но она побоялась, что такой цвет будет ее бледнить. Поколебавшись, она достала изумрудно-зеленое платье от Роберто Кавалли, в котором никогда еще не появлялась на людях. Это был самый дорогой – и самый красивый – предмет ее гардероба, «прощальный» подарок от Страйка, оставшийся с той поры, когда она пришла на место временной секретарши, а затем помогла задержать первого убийцу в истории агентства. При виде подарка, который она в волнении сразу же показала жениху, Мэтью сделал такое лицо, что Робин и думать забыла про эту обновку.

Сейчас, когда она приложила к себе это платье, мысли ее почему-то обратились к девушке Страйка, Лорелее. Та всегда одевалась в яркие цвета драгоценных камней и обожала стиль пин-ап сороковых годов. Рослая, примерно как Робин, брюнетка с блестящими волосами, она делала стрижку, закрывающую один глаз, на манер Вероники Лейк. Робин знала, что Лорелее тридцать три года и что она совладелица магазина винтажной одежды и сценического костюма на Чок-Фарм-роуд. Эти сведения когда-то обронил Страйк, а Робин проверила их онлайн, взяв на заметку название улицы. Шикарный магазин оказался вполне преуспевающим.

– Без четверти, – бросил Мэтью, заскочив в спальню и на ходу стягивая футболку. – Я по-быстрому в душ.

Он заметил, что Робин прикладывает к себе зеленое платье.

– Я думал, ты наденешь серое.

Они встретились взглядами в зеркале. Загорелый, красивый, с обнаженной грудью, Мэтью был идеально сложен, и его отражение полностью совпадало с реальной внешностью.

– По-моему, серое меня бледнит, – пролепетала Робин.

– Я предпочитаю серое, – сказал Мэтью. – Мне нравится твоя бледность.

Робин заставила себя улыбнуться.

– Хорошо, – сказала она. – Пусть будет серое.

Переодевшись, Робин расправила локоны, чтобы сделать их мягче, надела серебристые босоножки и поспешила вниз. Едва она ступила в холл, как в дверь позвонили.

Спроси ее, кто придет первым, она бы выпалила: Сара Шедлок и Том Тэрви, которые недавно обручились. В этом была вся Сара: ей вечно не терпелось застать Робин врасплох, чтобы получить возможность выведать все раньше всех и занять удобный наблюдательный пункт. И верно: когда Робин открыла дверь, там стояла Сара в жутком розовом балахоне и с охапкой цветов, а сзади – ее жених с вином и пивом.

– Ах, Робин, дом великолепный, – запела Сара, не успев переступить порог.