И однако, она чувствовала себя человеком, который не увидел радугу целиком, а застал лишь ее конец – никакого сияния, а просто едва заметные полоски. К тому же она больше не верила в радуги, понимая, что к старой жизни не вернешься и надо начинать новую.

Стараясь не поддаться чувству, Лили отстранилась от него.

– Для нас обоих было бы лучше, если бы я умерла, – сказала она.

– Нет, Лили, – резко возразил Невиль.

– Скажи, неужели за все эти полтора года тебе никогда не приходило в голову, что моя смерть является лучшим выходом из создавшегося положения?

Задав вопрос, Лили заметила, что он медлит с ответом.

– Мне кажется, – продолжала она, – что если бы ты знал, что я выжила или вообще бы была жива, ты никогда бы не привез меня сюда. Ты нашел бы тысячу причин, чтобы держать меня подальше отсюда. Ты бы стал объяснять мне, что это для моей же пользы, и был бы прав. Да, ты никогда бы не привез меня сюда.

– Лили, – он подошел к окну и стал всматриваться в темноту, – ты не можешь это знать, как не могу знать и я. Я не знаю, что могло бы случиться, но ты стала моей женой. И ты дорога мне.

Ах вот как: дорога ему. Не «любовь моего сердца», как он называл ее той ночью. Слабо улыбнувшись, Лили села на край кровати и обхватила себя руками за плечи, так как ночной воздух был прохладным.

– Я полагаю, – сказала она, – что мое присутствие здесь не только неуместно, но и смехотворно. Присутствие здесь Лорен гораздо уместнее. Она воспитывалась здесь, чтобы стать твоей женой и графиней. А вместо этого она находится в ужасном положении, твое будущее потерпело крах, а я...

– Лили, – Невиль снова подошел к ней и взял ее руки в свои, – ничего невозможного нет. Ты только послушай себя. Неужели это говорит Лили Дойл? Та самая Лили Дойл, которая прошла вдоль и поперек весь Пиренейский полуостров, бесстрашно перенося летнюю жару, морозные зимы, опасности сражений, болезни и неудобства лагерной жизни? Лили Дойл, всегда веселая и находившая добрые слова для каждого человека? Которая умела видеть красоту в самом мрачном окружении? Я знаю, что с тобой и невозможное может стать возможным. А я помогу тебе. Там, в Португалии, мы добровольно объединили наши жизни. Мы закаленные люди, Лили, и у нас нет альтернативы. Скажу больше – мне бы даже не хотелось иметь ее.

– Возможно, – ответила она с улыбкой, – стоит попытаться. Но утро вечера мудренее. У нас сегодня был тяжелый день. Спасибо за твою доброту.

– Ты хочешь остаться одна? – спросил Невиль. – Я мог бы согреть тебя в своих объятиях. Я не буду заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь.

Это было искушением. Как было бы легко воспользоваться его добротой и раствориться в нем, но сейчас это было бы для нее таким же унижением, как и в случае с Мануэлем. Сейчас, когда она вступала в эту новую, неизведанную жизнь, лучше не поддаваться соблазну.

– Я бы предпочла остаться одна.

– Тогда спокойной ночи. Если ты вдруг захочешь меня этой ночью или какой-либо другой, знай, что моя туалетная комната рядом с твоей, а за ней моя спальня. Если же тебе что-нибудь понадобится, дерни за шнурок звонка, и твоя служанка придет к тебе.

– Спасибо, – поблагодарила Лили. – Спокойной ночи.

Внезапно она подумала, а как будет чувствовать себя этой ночью его предполагаемая невеста. Любит ли она его? Лили было искренне жаль, что она попала в такую ужасную ситуацию, в которой была совершенно беспомощна. Сегодня у нее должна была быть первая брачная ночь, но ее спальню занимала она, Лили. Все это было ужасно.

Днем Лили хорошо выспалась, поэтому плохо спала ночью и дважды просыпалась, вздрагивая от старого ночного кошмара. Он был одним и тем же со всеми мельчайшими подробностями.

Мануэль лежит на ней, и тут она открывает глаза и видит его – майора Ньюбери, Невиля, – стоящего в дверях хижины, наблюдающего. На его лице то же выражение, которое она часто видела сразу после боя: тяжелое, холодное, с почти нечеловеческим взглядом, в котором еще горит огонь сражения, а рука с побелевшими суставами сжимает рукоять шпаги. Он готов убить Мануэля и спасти ее. С болезненной надеждой она старается лежать тихо, чтобы не вспугнуть Мануэля.

Сон всегда кончается одним и тем же: простояв неподвижно с застывшим лицом бесконечно долго, Невиль поворачивается и исчезает; драгоценное время упущено, и Мануэль продолжает, наслаждаться ее телом.

В этом сне Лили готова бежать за Невилем, как только Мануэль отпустит ее, но ноги не слушаются, а воздух такой плотный, что она не может пробиться сквозь него. У нее нет голоса, чтобы окликнуть его, и она не может рассмотреть, в каком направлении он ушел. Вокруг все окутано туманом, ее охватывает паника. А затем – и это самая жестокая часть сна – туман внезапно рассеивается, и она видит его стоящим спиной к ней всего в нескольких шагах от нее.

В этом месте сна она всегда замирает, боясь сделать шаг к нему, боясь увидеть его взгляд, если он обернется. Это самый ужасный момент сна, когда ее отчаяние не знает предела. И в эти страшные секунды все вокруг снова окутывается туманом, Невиль исчезает, и она больше не видит его.

Этот сон повторялся дважды в ее первую ночь, проведенную в Ньюбери-Эбби.

Лили встала, когда было еще темно, заправила постель, умылась холодной водой, переоделась в старое голубое хлопковое платье. Ей не терпелось выйти на улицу, где она смогла бы дышать. Она не стала надевать шляпку и старые туфли. Ей хотелось почувствовать землю под ногами. Ей хотелось ощутить ветер на лице и в волосах. Она не встретила ни души, пока спускалась по лестнице и сражалась с тяжелыми засовами, закрывавшими парадный вход.

Наконец Лили очутилась на улице. На востоке занимался слабый рассвет. Она полной грудью вдохнула прохладный воздух. Ее голые руки покрылись мурашками, а ноги онемели. Но она заставила себя успокоиться и направилась на пляж.

Лили шла не останавливаясь, пока не достигла кромки воды. Она была на краю земли, вне пространства и времени. На краю бесконечности и вечности. Ветер был сильным, соленым и холодным. Он надувал парусом ее платье, вздымал вверх волосы. Ее ноги утопали в вязком песке. Высоко в небе с криком парили чайки. На мгновение Лили позавидовала им.

Но только на мгновение. У нее никогда не было желания становиться кем-либо другим. Армия научила ее ценить каждую минуту отпущенной ей жизни, такой изменчивой и быстротечной. В жизни так много страшного и трагичного, но в то же время она преподносит столько удивительного, прекрасного и таинственного. Как и все люди, Лили познала свою долю несчастий. Самым удивительным было то, что она познала несчастье и счастье одновременно: несчастье, когда умер ее отец, и счастье, когда майор Ньюбери женился на ней. К тому же она осталась в живых.

Она осталась в живых!

И вот сейчас – сейчас, в этот чудесный миг, – она свободна и окружена такой волнующей красотой, что ее грудь и горло распирает от боли при виде всего этого. И ей кажется, что ветер продувает ее насквозь, наполняя силой духа и желанием жить.