— Сделаю — кивнул я, стараясь отвечать немногословно и удержать рвущийся наружу не слишком веселый смешок.

Пройдя несколько шагов, я поднял с земли толстую ветвь с остатками листьев и удивленно хмыкнул, обнаружив, что она тяжела и легка одновременно. Не ветка, а сгнившая пустышка, вот только набрякшая водой и оттого тяжелая. Попробовав ветку на излом, я сложил хрупнувшие обломки и продолжил поиски.

— Чтоб вас! — не выдержал Нимрод и косматой птицей качнулся у входа в свое гнездо — Он волок меня на привязи по грязи!

— Да — согласилась сильга, не отрывая взгляда от едва различимых в сгущающейся темноте страниц раскрытой книги — И прямо сейчас я вписываю ошибочные деяния палача Рурга в хроники сестринства Сильгаллы. Палач Рург был ослеплен старой ненавистью к отмеченным Четырьмя Ранами смертникам и потому не услышал твоих слов, Нимрод Ворон. Но разве Светлая Лосса не учит нас прощать?

— Такое не прощается! — рявкнул отшельник и ударил беспалой ладонью по влажной стене хижины — И я не прощу!

— Я пытался искупить свою вину — тихо произнес я.

— Ты…

— А ведь я мог убить тебя прямо там — добавил я прежде, чем он снова разразился гневными словами — Прямо на той поросшей красными турмосами дорожной обочине. А убив, погрузил бы твои останки на волокушу, притащил сюда — к булькающим грязевым провалам — и утопил бы в вонючей жиже. Но я сдержал топор, Нимрод.

— В яме?! Да туда только скот уходит! А ты меня бы туда швырнул?! Тьфу! Да и тебя самого осудили бы на смерть за убийство невиновного!

— Осудили бы? — еще тише переспросил я — Ты сам веришь в это? Я палач.

— И ты над законом?

— Нет. Но таких как я в округе нет уже долгие годы, и кто знает когда мне сыщется замена… Мой грех остался бы безнаказанным. Ведь зарубил я кого? Грязного бродягу с изуродованным лицом как у смертника лицом. Кто бы меня осудил за такую ошибку?

— Будь ты проклят!

— Был бы — убей тебя ни за что — усмехнулся я — Я не из тех, кто легко отнимает жизнь безвинного, а затем спокойно цедит вино в ближайшем трактире, уже позабыв в еще не просохшей крови на сапогах. Я бы сожрал сам себя за такое и потому я по сию пору благодарю Лоссу за то, что удержала мою руку от удара.

— Удержала? Ты бил меня как мешок с соломой!

— Ты первым пнул меня, Нимрод.

— Когда ты сдернул с меня капюшон и оторвал мне нос! Кто бы не пнул?!

— А затем ты прокусил мне руку и плюнул мне в лицо моей же собственной кровью…

— В то время как ты связывал мне ноги будто свинье! А перед этим ты ткнул меня кулаком в… — тут Нимрод вспомнил про внимательно слушающую нашу перепалку сильгу и, закашлявшись, прохрипел — По особо уязвимому месту!

— После того как ты попытался огреть меня палкой — кивнул я — А до этого мне пришлось выбить у тебя из руки нож.

— Справился с калекой!

— Справился.

— Ублюдок!

— Такое в моем роду замечено не было…

— Я матушку твою оскорбил, а ты спокоен?! Баба!

— Я приношу свои извинения, Нимрод. Я был неправ. И стараюсь искупить свою вину.

— Да ты уже… — вдруг сдувшись, калека взмахнул изувеченной рукой и, ударом плеча открыв перекошенную дверь, ввалился в темноту и пробурчал уже оттуда — Это ведь ты выбил мне денежное содержание у бургомистра Буллерейла?

— Это меньшее из того что ты заслуживаешь — отозвался я.

— Заходите… заходите оба… — внутри хижины вспыхнуло зыбкий желтый свет, что быстро стал ровнее и ярче. В этом свете показались отсырелые бревенчатые стены, какие-то полки с глиняной посудой. Глухой голос шагающего внутри жилища Нимрода пробухтел:

— Но лучше я, пожалуй, вынесу светильник наружу. Я здесь больше не живу и все пришло в запустение.

— С чего так? — тут же поинтересовалась вернувшаяся к беседе сильга, но, оглядев уже едва различимые деревья и прислушивавшись к звукам льющейся и хлюпающей воды, тут же сама и ответила — В таком месте жить нельзя… сырость и болезни ходят рука об руку…

— Тут жить нельзя — согласился отшельник — Но не в сырости беда… не в сырости… идите вон к тем дубкам. Недавно я соорудил там высокий помост из камней и бревен, но и его скоро проглотит земляная утроба. Я принесу туда свет, а лавка и стол там найдутся.

Помедлив, я кивнул и, повернувшись к Нимроду и его арбалету спиной, повел лошадей к указанным деревьям. Спешившаяся сильга поравнялась со мной, повернуло ко мне бледное пятно уже неразличимого лица. Не дожидаясь неизбежных вопросов, я заговорил:

— Когда прояснилась моя ошибка, я стал расспрашивать о Нимроде, стараясь найти лучшую возможность для извинений. Так я выяснил, что Нимрод Ворон, он же Стальной Клюв, Вонючка, Падальщик и обладатель еще десятка прозвищ, обитает в Скотных Ямах Буллерейла. Там у него старая хижина, а питается он тем, что сумеет добыть в умирающем лесу, изредка выбираясь на ближайшие хутора и пасеки, принося для обмена на муку и бекон рваные шкурки, коренья, травы и грибы. Заодно он помогал золотарям с разгрузкой их повозок. Пару раз он спасал детские жизни — ребятня неугомонна, а у здешних есть еще и испытания храбрости. Спуститься после полуночи в Скотные Ямы и оставить тайный знак у входа в Пещеры Мертвых…

— Так прозвали здешнюю усыпальницу для приговоренных?

— Да. Вот только Скотные Ямы опасны даже днем, а уж ночью… Так что Нимрода хоть и не любили особо, но терпели. Его не гнали отсюда и владельцы земель. Стража же и вовсе радовалась отшельнику — гонит прочь ребятню криками и рыками, а порой и жгучими ударами прутьев по озорным задницам. Никому не в радость, когда гибнут дети. Ну и еще Нимрод приглядывает за тем, что выгружается из повозок с мусором.

— И что же там может быть кроме мусора?

— Мертвые тела — ответил я, останавливаясь у пахнущей сыростью и гнилью преграды, оказавшейся тем самым чуть перекошенным помостом. Оглянувшись, я увидел медленно приближающийся желтый огонек светильника, что высвечивал раскачивающуюся за ним фигуру Нимрода — Убийства случаются, сильга Анутта. Но в городе тайно избавиться от мертвого тела куда хлопотней. Однако стоит заплатить пару серебряных монет золотарю, чтобы тот отвернулся, когда в его повозку забрасывают подозрительно большой и тяжелый мешок…

— Тешу