– Потому что это никого не касается. Ну да, я обслуживаю столики в кафе, и что? Об этом должна знать вся школа? Это не такая уж важная новость.

От ощущения безысходности я наклоняюсь вперед, упираюсь локтями в колени и пристально изучаю ее лицо.

– Кто ты такая, Хартли?

Вилка застывает на полпути к ее рту.

– Что ты имеешь в виду?

– Я искал информацию о тебе…

И в эту же секунду на ее лице появляется яростное выражение.

– О, да не переживай, я не нашел никаких страшных секретов. Мне известно лишь, что твой папа участвовал в выборах мэра и проиграл.

При упоминании об отце по ее лицу пробегает тень, и я ловлю себя на том, что рассматриваю ее руки: нет ли там синяков. Может быть, он бил ее, и она сбежала?

Мне нужно выудить еще что-нибудь.

– А еще я нашел статью, в которой говорится, что у тебя две сестры.

Хартли ничего не подтверждает и не отрицает, просто устало смотрит на меня.

– Истон, – она умолкает на секунду, – зачем ты искал информацию обо мне? – Снова пауза. – Зачем ты купил мне еду? – И еще одна. – Почему ты здесь? Почему уехал из своего огромного, роскошного дома и провел весь вечер, ожидая меня? Удивительно, что за это время тебя не ограбили.

Тут я должен засмеяться.

– Детка, я в состоянии постоять за себя. Ну и, отвечая на твой вопрос, я здесь потому, что ты мне нравишься.

– Ты ведь даже не знаешь меня! – говорит она со смесью раздражения и отчаяния.

– Но я пытаюсь тебя узнать! – Я в нетерпении хлопаю себя ладонью по ноге.

От громкого звука Хартли вздрагивает. В ее глазах мелькает страх.

Я тут же поднимаю вверх обе руки.

– Прости, не хотел тебя напугать.

Черт, может, ее все-таки били дома? А вдруг она и сейчас подвергается физическому насилию? Может, мне позвонить папе?

– Тебя никто не… обижает? – осторожно спрашиваю я.

– Нет, – отвечает она. – Меня никто не обижает. Я живу здесь одна, и мне не нужна ничья помощь. Я прекрасно справляюсь сама.

– Лично мне все это прекрасным не кажется. – Я обвожу рукой квартиру.

– И ты еще спрашиваешь, почему я не рассказываю никому из «Астора» о том, где работаю или где живу? Запомни: мне здесь нравится. – Хартли раздраженно качает головой. – Квартира, конечно, не шикарная, зато моя. Я сама себя обеспечиваю и очень этим горжусь.

– Согласен.

Мое признание застает ее врасплох.

– Что?

– Эй, я умею признавать свои ошибки. И вообще, я правда восхищаюсь тобой. Если бы это было не так, я не стал бы ходить за тобой хвостом или привозить тебе еду.

Хартли заметно смягчается, но на ее лице все еще сохраняется настороженное выражение.

– Истон, ты не из тех людей, с которыми я хотела бы проводить время.

Мне как будто клинок вонзили в самое сердце.

– Знаю, звучит резко. – Она совершенно не подозревает о том, как подействовали на меня ее слова. – Но еще раз повторяю: от тебя слишком много проблем. У меня нет на это времени.

Несмотря на бурлящее во мне негодование, я понимаю, что Хартли права. Я ходячие проблемы, тот самый Ройал, который всегда лажает, ввязывается в драки, слишком много пьет и вечно всех раздражает.

И пусть мне неприятно узнать, что она считает меня совершенно несерьезным, я ценю ее честность. Она не такая, как Клэр или другие девчонки, которые у меня были: они только и делали, что подлизывались ко мне и прощали мне все косяки, потому что в их глазах Истон Ройал всегда прав.

Хартли же не боится сказать о тех вещах, которые ей во мне не нравятся. И я даже не могу разозлиться на нее, потому что все плохое, что она видит, – как раз то, что я в себе ненавижу.

– Я забочусь лишь об одном: чтобы у меня всегда была крыша над головой, а значит, мне нужно зарабатывать деньги, – говорит она откровенно.

– Я могу дать тебе денег.

Черт, вот этого говорить не стоило.

Вилка со звоном опускается на тарелку.

– Ты сейчас действительно это сказал? Что, думаешь, если подкинешь мне денег, я не стану так много работать, а значит, смогу свое свободное время проводить с тобой? – Она говорит так, будто ушам своим не верит.

– Прости. Я сморозил глупость. – У меня возникает неприятное ощущение из-за чувства вины, потому что именно так мы, Ройалы, и решаем проблемы: откупаемся от них деньгами.

Но в то же время меня раздражает осуждение в ее прекрасных глазах цвета грозового неба. Она не росла в нищете, в отличие от Эллы или Вэл, которая родом из не самых обеспеченных Каррингтонов и вынуждена принимать подачки от своих тети и дяди, чтобы учиться в престижной школе.

У Хартли богатая семья. Пусть сейчас она с ними не живет, но раньше-то жила.

– Если помнишь, я был у тебя дома. – Я слышу злость в собственном голосе. – Да, сейчас у тебя нет стабильного дохода, но у твоей семьи полно денег. Так что не смотри на меня так, как будто я избалованный богатенький наследник, а ты вырезаешь купоны, потому что всю жизнь едва сводишь концы с концами. Блин, да ты пару месяцев назад училась в каком-то понтовом пансионе!

Она снова устало смотрит на меня своими печальными серыми глазами.

– Да, прежде у меня были деньги. Но теперь их нет. И я живу в этой квартире с мая, с окончания прошлого учебного года. Всего каких-то четыре месяца, но их хватило, чтобы понять, насколько я привыкла не ценить то, что имела. Жизнь – она не в пансионах, дорогущих шмотках и особняках. Когда я вернулась в Бэйвью, то выучила этот суровый урок. – Она окидывает меня взглядом. – А вот ты, похоже, еще нет.

– Какой урок? – усмехаюсь я. – Как быть бедным? Так вот что нужно сделать, чтобы ты стала относиться ко мне дружелюбнее? Поменять свою машину на автобусный билет и хотя бы некоторое время понаблюдать, как живут в другом мире?

– Я не прошу тебя об этом. Мне вообще плевать на то, что ты делаешь, Истон. Я здесь не для того, чтобы помогать тебе или держать тебя за руку, когда ты будешь справляться с уроками жизни. Я лишь пытаюсь позаботиться о самой себе. – Хартли быстро делает глоток воды. – Девяносто девять процентов времени я даже не вспоминаю о тебе.

Оу!

А вот это уже задевает меня не на шутку.

Но чувство обиды быстро проходит, когда я кое-что подмечаю: в ее голосе звучит фальшь. И она старательно избегает встречаться со мной взглядом.

– Я тебе не верю, – объявляю я. – Ты вспоминаешь обо мне.

Хартли ставит стакан на стол и, чуть пошатываясь, поднимается с дивана.

– Тебе пора, Истон.