Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?
— Тут всего несколько сотен миль, совсем рядом, правда? — настаивал Виндринссей, излучая беспокойство, словно оживший маяк.
— Гм…
Ринсвинд посмотрел Виндринссею в лицо. «Десять лет…— подумал он. — И всякие жуткие приключения с крылатыми как их там морскими чудовищами. С другой стороны, много ли будет толку, если он все узнает?»
— Можешь не сомневаться, домой ты вернешься, — наконец кивнул он. — По сути, ты этим и прославился. О том, как ты добирался домой, потом сложили настоящие легенды.
— Пуф! — Виндринссей прислонился к корпусу корабля, снял с себя шлем и вытер лоб. — Честно признаюсь, ты снял с моей души тяжкий груз. Я боялся, что боги затаили на меня обиду.
Ринсвинд промолчал.
— Их злит, когда люди берут и выдумывают всякие штуковины типа деревянных коней и тоннелей, — пояснил Виндринссей. — Понимаешь, боги — ярые приверженцы традиций. Они предпочитают, чтобы люди просто рубили друг друга в капусту. А я лишь хотел показать людям, что желаемого результата можно добиться куда более простым способом. Я думал, может, они чуть умнее станут…
Где-то дальше вдоль побережья раздавались крепкие мужские голоса, громко распевающие:
— …По реке плывет центурион из крепости Гелиоделифилодельфибоскроментуево…
— Но это не помогло, — сказал Ринсвинд.
— Однако я хотя бы попытался, да?
— Да.
Виндринссей похлопал его по спине.
— Выше нос. Хуже уже не будет, правда?
Они зашли в воду, где среди темных волн стоял на якоре корабль Виндринссея. Полководец, провожаемый взглядом Ринсвинда, подплыл к деревянной лесенке и поднялся на борт. Через какое-то время корабль поднял весла — или опустил весла, или как там это называется, когда их просовывают в дырки в бортах, — и медленно вышел в гавань.
Над водой разнеслись голоса:
— Направь вот этот конец корабля, да, да, вот этот, который острый, вон в ту сторону, сержант.
— Слушаюсь, сэр!
— И не ори. Я тебе что, приказывал орать? И почему вы так любите драть глотки? Ладно, ты тут распоряжайся, а я пойду прилягу.
Ринсвинд побрел по берегу обратно.
— Беда в том, — рассуждал он, — что все мы испытываем надежды, говорим, что хуже не будет, ан нет «хуже» и «лучше», есть только «сейчас». И все идет, как идет. Но что толку говорить ему об этом? У него скоро и так будет забот полон рот.
Эрик, вдруг оказавшийся за спиной у Ринсвинда, шмыгнул носом и заметил:
— Это была самая грустная речь, что я когда-либо слышал.
А эфебская и цортская армии продолжали горланить вокруг своих праздничных костров.
— …Вышел Ахилл на крыльцо…
— Ну и ладно…— сказал Ринсвинд. — Пошли домой.
— Кстати, ты не обращал внимание на забавное сходство между вами? Вы с ним очень похожи, — промолвил Эрик, когда они зашагали дальше по песку.
— Что ты имеешь в виду?
— Переставь местами слоги в Виндринссее и получишь Ринсвинд. Кстати, в переводе с какого-то ныне мертвого языка это имя означает «Поднимающий Ветры».
Ринсвинд удивленно воззрился на юношу.
— Он что, мой предок?
— Кто знает, — откликнулся Эрик.
— Ого. Но имечко так себе, я бы предпочел, чтобы ты его больше не переводил. — Ринсвинд тщательно обдумал сообщенные Эриком факты. — Что ж, жаль, я не знал этого раньше. Иначе бы строго-настрого запретил этому Виндринссею вступать в брак. Не говоря уже о том, чтобы посещать Анк-Морпорк.
— Анк-Морпорк, наверное, еще и не построили…
Ринсвинд попробовал щелкнуть пальцами.
Все опять завертелось.
Астфгл откинулся на спинку кресла. Интересно, что за приключения ожидают этого Виидринссея?
Дело в том, что боги и демоны живут вне времени и для них все происходит одновременно. Разумеется, это должно бы означать, что они знают обо всем, что произойдет, поскольку оно в некотором роде… уже произошло. На самом же деле они этого не знают. Реальность очень велика, и в ней происходит много всякого интересного, так что пытаться ухватить все факты разом — это все равно что пользоваться очень большим видеомагнитофоном, у которого нет кнопки «стоп» или счетчика ленты. Проще подождать и посмотреть, что будет.
В один прекрасный день он, Астфгл, обязательно вернется к истории Виндринссея.
Тогда как здесь и сейчас (насколько это возможно — использовать данные слова в области, расположенной вне пространства и времени) дела шли не лучшим образом. Эрик оказался более симпатичным, чем это было приемлемо.
А еще он, похоже, изменил ход истории, хотя этого просто не могло быть, единственное, что можно сделать с ходом истории, — это его облегчить.
В общем, необходимо было предпринять какие-то кардинальные меры. Сотворить что-нибудь по-настоящему душераздирающее.
Правитель всея преисподней вдруг осознал, что дергает себя за усы.
Основная проблема со щелканьем пальцами заключается в том, что никогда не знаешь, к чему это приведет…
Вокруг Ринсвинда царила абсолютная чернота. Это было не просто отсутствие света. Это была темнота, которая наотрез отрицала саму возможность, что свет когда-либо существовал.
Его ноги безвольно болтались. Похоже, он плавал в воздухе. И не хватало чего-то еще. Он никак не мог понять, чего именно.
— Эй, Эрик, ты тут? — осмелился окликнуть он.
Звонкий голос, раздавшийся где-то поблизости от него, ответил:
— Да. А ты, демон, тут?
— Д-да-а.
— Где мы? Мы падаем?
— Вряд ли, — возразил Ринсвинд, у которого был опыт в подобных вещах. — У нас в ушах не свистит ветер. Когда падаешь, в твоих ушах обязательно свистит ветер. Кроме того, перед глазами у тебя проносится вся твоя жизнь, а я пока что ничего знакомого не увидел.
— Ринсвинд?
— Да?
— Знаешь, я вот говорю с тобой, открываю рот, а никаких звуков не доносится…
— Ерунда, как такое может…
Ринсвинд вдруг замолчал. Он говорил — и вместе с тем не говорил. Окружающий мир не слышал его. Но он же как-то общается с Эриком. Наверное, словам просто надоело использовать в качестве проводника эти ненадежные уши… Куда проще иметь дело напрямую с мозгом.
— Возможно, это какая-то магия или что-то в том же духе, — предположил он. — Здесь нет воздуха. Поэтому и звука нет. Малюсенькие частички воздуха вроде как стукаются друг о друга, наподобие игральных шариков. Так и рождается звук.
— Да ну? Обалдеть.
— В общем, нас окружает абсолютная пустота, — продолжал Ринсвинд. — Совершенное ничто. — Он немножко замялся, а потом сказал: — Для этого даже имеется какое-то специальное слово. Оно обозначает то, что ты получаешь, после того как ничего не осталось.