Итак, Фрол, у которого, по показаниям свидетелей, полушки за душой не водилось, готовился купить дом. Было над чем поразмышлять.

Но на сегодня дело Капищева Федор решил отложить. Вернулся к ограблению английских купцов и убийству писцов. Вызвал отправленных за дополнительными сведениями помощников Хомякова и Плетнева. Те потели, блеяли, но ничего путного рассказать не могли. Явно проболтались целый день или просидели в корчме. Получалось, что если Басенков не будет заниматься делом сам, то ничего никуда двигаться не будет. Дал нагоняй, но этим дело и завершилось. Ни от того, ни от другого не избавишься, Ананий Хомяков был племянником постельничего царя, а за Захара Плетнева отец приносил к каждому празднику овечку, а к Рождеству так вообще быка резал.

Так Федор и не заметил, как наступил вечер. Не торопясь отправился домой. Мыслями вернулся к утреннему происшествию. Дело было непростым. Закрытая изнутри дверь и кубок с белладонной. Было бы легче, если бы убийство произошло в пиршественной зале. Во время пира обменять кубки проще простого. Когда в глубокие глотки гостей заливалось достаточное количества меда и браги, за принадлежностью посуды для питья уже никто не следил. Но здесь ситуация была более сложной: Капищев находился один и закрыл дверь изнутри. Другого выхода из клетушки не имелось, если не считать крошечного слюдяного окошка. Но створок на окошке не было, и слюда была не тронута.

Брать ли в расчет челядь? Каким образом простой смерд мог найти белладонну и расплатиться за нее? Да и к чему? Если встал ему Капищев поперек дороги, то дубина или топор были гораздо надежнее и никаких дополнительных капиталовложений не требовали. Значит, убийцу следовало искать среди господ или ближних слуг.

Федор присел на лавку и задумался. Что-то все его расследования с места не двигались. С ограблением англичан и убийством писцов совсем болото, ни туда и ни сюда, как в трясину засасывает. Да и все остальные дела забросил.

Мужчина поднялся и взял сумку, в которой обычно носил бумаги, которые не успел изучить за день. Нашел донесения ярыжек, работавших обычно на Смоленской дороге. Хорошо хоть с собой захватил. Развернул и стал просматривать. Чем дальше читал, тем больше хмурил лоб. Ярыжек он знал, они были толковыми и старательными мужиками, и их сведениям можно было верить. И согласно их донесению, два литовских купца пожаловались, что в Москву с товаром не пробьешься, ежели разбойникам не заплатишь. Вот тебе и тишь да благодать! А они-то радовались, что все бандиты притихли и пошаливали только подальше от Москвы!

Сессилия Гласс придирчиво рассмотрела себя в зеркале. Лет тридцать назад она бы искренне расстроилась, не говоря о более раннем возрасте, когда каждая морщинка становилась поводом для депрессии, но ко всему привыкаешь. Так и старение перестало быть для Сессилии Гласс извечным страхом. Сейчас она даже находила, что неплохо выглядит. Серо-голубые глаза не утратили своего блеска, пепельный цвет волос ей даже шел, она не растолстела и не потеряла свою горделивую осанку, которая ее всегда отличала в молодости. И самое главное, опыт – сын ошибок трудных и мудрость – дочь тех же самых просчетов пришли на смену наивности и юношескому энтузиазму. У каждого возраста были свои достоинства и недостатки, главное – умело использовать и те и другие.

Когда-то невысокая и ладно скроенная Сессилия была высокомерной и элегантной блондинкой, библией которой был последний номер «Мари-Клэр» или «Мадам Фигаро». Про таких говорят «из грязи в князи». Действительно, семья Сессилии была не просто бедной, а откровенно нищей. Но она никогда не согласилась бы называть своих родителей грязью. Просто не всем везло в жизни, одним Создатель давал и ум, и таланты, и упорство, и силу воли, а на других делал передышку. Вот таким произведением, созданным в минуты отдыха, и были родители Сессилии: месье и мадам Лавилле. Люди добрые, бесхарактерные и откровенно ленивые. Правда, надо отдать должное совестливости Творца, по всей видимости, понявшего, что Он уж слишком отдохнул на старших представителях семейства Лавилле, и решившего исправить ошибку на их дочери.

Сессилия была девушкой решительной, с незаурядными способностями, хотя и не обладавшей необыкновенной красотой, но умевшей нравиться и, самое главное, извлекать из собственного шарма приличную выгоду. Она быстро покинула родительский дом, если таковым можно было назвать полуразвалившуюся хибару с земляным полом и покосившимися стенами. Использовав всевозможные правительственные стипендии и субсидии, выучилась в престижной школе изящных искусств на дизайнера. Именно к этому периоду относилось и ее знакомство с Микаэлем Родригесом. Их многое объединяло: оба были пролетариями среди отпрысков буржуазных родов, авантюристами и оппортунистами, двигающимися по течению и прекрасно умеющими извлекать выгоду из благоприятных ситуаций. И случилось то, что неминуемо должно было случиться, между ними вспыхнул короткий роман.

Это произошло летом 1962 года, на Лазурном Берегу, под разухабистый твист и сладкие «слоу» Элвиса. У Микаэля рядом с Каннами жила тетка, предоставившая в распоряжение молодой пары угол в собственном саду, так как в доме места не было. Они разбили палатку и провели совершенно волшебные две недели, валяясь на пляже, купаясь до одурения в море, объедаясь фруктами и танцуя до упаду. А ночами их палатка ходила ходуном, да так, что даже соседи стали намекать тетке Микаэля, что можно было бы и потише. Кто-то любится, а кому-то надо утром вставать на работу. Только все это было в прошлом. Дороги Сессилии и Микаэля разошлись достаточно быстро. Ни один, ни другая узами себя обременять не хотели, и уже тогда у Микаэля начались проблемы с законом.

Сессилия, несмотря на авантюрную жилку, была особой рациональной и испытывала непреодолимое отвращение к бедности. Удачное замужество было самым закономерным и логичным решением в данной ситуации. И Микаэль никоим образом на роль хорошей партии претендовать не мог.

Пути-дорожки Сессилии и Микаэля вновь пересеклись гораздо позже. Она уже к этому времени была мадам Гласс, жила в красивом фамильном особняке. В общем, успешно осуществила первую половину жизненных планов. Вторая половина этих самых планов приходилась на самореализацию. Престижное образование и связи мужа позволили ей тогда устроиться на работу в качестве научного эксперта в известную адвокатскую контору, специализирующуюся на покупке-продаже произведений искусства. Тогда ей на экспертизу принесли небольшой эскиз, принадлежавший перу Тициана. Клиент – известный политик – хотел, конечно, подтверждения подлинности. Но самое главное – желал удостовериться, что, купив картину, не окажется ввязанным в какой-либо скандал.

Картина принадлежала одному известному египетскому коллекционеру и была приобретена на законных основаниях. Однако внимание изучающей историю картины Сессилии привлек один интересный факт: в коллекции господина Мансура Кафрави она не задержалась. Сессилия была женщиной любопытной и решила повнимательнее присмотреться к самому египетскому коллекционеру.

Звезда египтянина всплыла на горизонте лет десять назад. Его отец, владелец компании Катамия Рессорт, оставил сыну солидное состояние, большую часть которого наследник вложил в произведения искусства. Он обладал хорошим вкусом и таким же отличным нюхом на выгодные сделки. Именно ему принадлежали несколько громких открытий последних лет. Сессилию все это напрягло, и она искала, пока не наткнулась на один интересный факт. Да и не факт, просто одну фотографию приема в особняке Кафрави. На ней на заднем плане, с фужером в руке и со своей обычной полуироничной улыбкой на устах красовалась ее первая любовь – Микаэль Родригес. Прекрасно зная характер последнего, Сессилия стала копать дальше, и ее открытие могло оказаться на первых полосах газет: Мансур Кафрави был жуликом.