И толкаю его на диван, а сама медленно снимаю джинсы, а я ведь в стрингах!

Почему-то Паша удивился. Что-то хотел сказать, но я к нему с поцелуем.  Он стал меня обнимать, расстегивать рубашку, снимать лифчик, целовать соски. А я у него на коленях сижу и двигаюсь медленно.

А Паша все еще одетый.  И держит меня за талию, осторожно так, а я ему: ну смелее же… снимай с меня трусики, котик, а я помогу тебе снять твои!

А Паша все сомневается, а правда ли, я хочу по-настоящему. У меня терпения уже нет.

– Ну давай уже, скорее!

Помогли друг другу раздеться, и он, представляете, еще раз спросил, хочу ли я этого точно? Готова ли? Да чтоб тебя! Да! Да, да!

Дала ему презерватив, легла на спину. Паша целовал меня в губы и стал постепенно входить. А я напряглась немного и быстро отвернулась. Павлик двигался, я ожидала что-то почувствовать, но было немного неприятно. Пришлось задышать глубоко, чтобы он быстрее кончил. И он, действительно, кончил и вышел из меня.

Вот так все у нас и случилось. Можно считать это успехом? По сравнению с моим предыдущим опытом, конечно же, да. Но теперь. Кто лучше? Павлик, который любит меня? Или Хозяин, который удовлетворяет? Удовлетворял. Пока не кинул. Раньше мы с Пашей трахались часто. Постепенно все стало происходить реже и реже. Павлик устроился на работу, купил новый комп, стал играть в танки.

А Хозяин, вы же знаете, просто меня подставил, кинул. И вообще, это мутная история, в которой я ничего не понимаю. Но очень хочу разобраться.

Кто меня отправил туда? Я точно чувствовала, что это устроил кто-то здесь, на Земле. Абсолютно точно это была не мама. Грех было даже заподозрить ее. Паша сказал, что не он. Как думаете? Не он? Мне кажется, все-таки мой муж не причем. Так кто же еще? И тут я вспомнила про свою вторую бабушку, по папе, которая, ни много ни мало, – деревенская колдунья.

Часть 3

Бабушка моя бабушка… баба Тома – она хорошая. Старенькая уже. И если я маму попыталась заподозрить, то мою бабулю – нет, уж точно не она. А вот та, другая. Да, баба Рута… та может все. Вот только зачем? Что во мне такого особенного, чтобы продать и получить что-то взамен. И что именно ей понадобилось взамен?

А познакомилась я со второй бабушкой так. Когда пришла пора получать паспорт, не хотели его выдавать без ксерокопии паспорта папаши. Не знаем, где отец – говорили мы. А они – подавайте в розыск. Но это бы затянуло получение паспорта.

Родилась я в городе.  Тогда у нас была трехкомнатная квартира, не то, что сейчас. Жили там мама, папа и папина мама Рута. Меня еще тогда в проекте не было. Как мама говорила, свекровь ее не доставала, некогда было: молодилась, одевалась модно. Очень хотелось ей во второй раз замуж выйти. После работы домой приходила, накрашивалась, прихорашивалась и уходила на прогулки романтические. Таки нашла жениха и вышла снова замуж. Уехала в пригород к мужу. Квартиру оставила папе, а потом появилась я.

Папа мой был большой авантюрист. Челночил, ездил в Болгарию, Турцию, Германию. За шмотками — говорил он. А на самом деле на потрахушки, это я потом, случайно узнала. Когда дела предпринимательские пошли на спад, папа и маму подпряг. Вот она моталась в Турцию уже за шмотками. Но это не спасало бизнес. Отец деньги занимал без меры, думал, все окупится. Несмотря даже на старания мамы и заемные средства, бизнес сильно ушел в минус. Мне уже было четыре года, я помню, как всякие злые дяди по вечерам приходили к нему, угрожали, о чем-то спорили. И русские, и не очень, с колоритным акцентом и не менее колоритной внешностью. Пару раз побили сильно и предупредили: если хочет, чтобы со мной и мамой все было хорошо, пусть возвращает долги. Ох мама и плакала тогда, на папаше живого места не было.

Когда папа поправился, сообщил: придется продать квартиру. Продали. Где жить? К бабушке Томе. В деревне жить оказалось не так радостно. Зимой холодно, побелка осыпается, удобства на улице, попить и стирать – таскали воду из колодца через дорогу.

А папа никак не унимался. Не все деньги, вырученные за квартиру, пошли на оплату долгов. Задумал отец снова бизнес открывать. На припасенные деньги купил киоск и две машины – жигули и пирожок. Возил товары, а мама торговала. Началась инфляция. И баба Тома, и мама, и друзья говорили: да брось ты этот бизнес. Продай. Купи квартиру здесь. Конечно, это не большой город, а так, поселок, но тоже хорошо.

Отец наорал на всех, гордо сообщил: так делать не буду. И, чтобы вы думали? Снова денег назанимал. И в поселке, и в городе. Казалось бы, должны дела в гору пойти? Нет. Папаша запил активно. Ругал почем свет зря и нас, и поселок, и старую избу нашу. Говорит, надоели вы мне все, уеду. Собрал вещи, сел в машину и поехал.

Но далеко не уехал: через три дня вернулся. Какие-то нерусские привезли его, на своей, выбросили у нашего дома. То были лихие девяностые. Когда папа пытался скрыться, его выследили, преградили дорогу, избили, жигули разбили. Ох, уж лучше бы он продал все, долги отдал бы, квартиру купил. Тесно нам всем в маленькой избенке-то было. С нами еще дядя жил. С папашей постоянно ругались. Пили и дрались. Дрались и пили.

Папа – упрямый, своенравный, вспыльчивый – слова не скажи.

Конечно же, он продолжил занимать, мама ему не могла запретить. И назанимал по самое некуда, а возвращать-то надо. Мама целыми днями сидела в киоске, а доходы… нормальные доходы, на чай, хлеб хватало. Если бы долгов не было. А долги были большие. И квартиры у нас больше нет. Бабушкину избушку не продашь. Да и где нам всем жить? Папаша требовал деньги с нас, бил маму. Но где она деньги возьмет, и так вся выкладывалась на этот чертов киоск. Тогда папа продал уцелевшую машину – пирожок, киоск, и все, что смог продать. Пошли в ход и видеомагнитофоны, кассеты, даже одежду и обручальные кольца продали. Ходили занимать к соседям, а те смеялись. Мол, раньше у вас все занимали, а теперь вы – поберушки. Хватило папе расплатиться только наполовину.  Бандиты готовы были подождать. Только отдавать было нечем. Работы ни у кого не было. Бабушкина пенсия – маленькая. А ее надо было делить на всех: бабушку, меня, маму, дядю и отца. Очень бедно жили, голодали. Отец и раньше выпивал, а теперь совсем сильно запил. Винил нас во всем, бил маму. Всем был недоволен, слова не скажи, начиналось. Бил посуду, ругался, нас бил. С дядей ругался, бил его тоже. Такие драки были, я убегала из дома. А уже в школу пора идти. У нас в семье постоянно были драки на грани убийства. А мне пора в первый класс уже идти.

– Не пойдешь, – кричал отец. – Денег нет. И действительно, не было ни на портфель, ни на учебники, ни на одежду. Мама пыталась возразить, но не получалось.

– Вы что, с ума посходили, ироды? – возмущалась бабушка. – Чтобы ребенка, да в школу не отдать, где это писано. Бабуля заняла у сестры, отправили меня в школу.

А отец пил и пил. Бандиты нас навещали, напоминали о долге. Жена у тебя, говорили, красивая. Ты, Леша, денюжки нам верни да о процентах не забудь.

А папа еще больше впадал в запой, бесился, крушил все в доме. Мы и летом и зимой, в чем было, бегали по огородам, замерзая, лишь бы не ощутить его гнев. А когда мамы не было, он пьяный меня заставлял на деревья лазить. Залезай, – говорит, – и все тут. Я плакала, а он становился еще свирепее. Приходилось слушаться, лишь бы не побил. В конце-концов, мамке это надоело, и она подала на развод. И папаша съехал от нас, так что мы сами не знали, где он, и что с ним.