– Кто помогает папе?

– Все помогают, и я тоже буду помогать…

Большего от неё так и не удалось добиться – слишком скуден был словарный запас для её возраста.

– Прибереги расспросы до окончания спектакля, – посоветовал Миша и дружески подмигнул крошке Анжали.

Люсе ничего не оставалось делать, кроме как засунуть своё любопытство подальше. Она принялась ещё более детально осматривать сцену. Её внимание привлекли куклы, которые рядком висели на заднике, – их было не меньше десятка. Она пожалела, что не захватила с собой очки – небольшая близорукость не позволяла разглядеть кукол подробно. Сощурившись, она различила фигурки как людей, так и животных – крокодила, верблюда, лошади.

Из-за занавеса появилась худенькая женщина в ярком оранжево-зелёном сари. В руках у неё был небольшой деревянный барабан, внешне напоминающий бочонок. Усевшись по-турецки на стороне зрителей, она устроила барабан между своих колен и узкими смуглыми ладонями выдала короткую, словно бы предупредительную, дробь по мембранам с обеих сторон музыкального инструмента.

– Кто это? – шёпотом спросила Люся у Анжали. – Твоя мама?

– Да, она дхолаквали, – объяснила девочка.

– Кто-кто?

– Дхолаквали.

– А, я, кажется, понял! – вмешался Миша по-русски. – Дхолак – это индийский барабан. Соответственно, дхолаквали – буквально «женщина, которая играет на барабане».

– С чего ты взял? – подозрительно спросила Люся. – Вдруг заделался знатоком хинди?

– Да нет же, тут простая логика. – Он пожал плечами. – Приставка «вала» для мужчин и «вали» для женщин означает владение чем-либо, принадлежность, сферу приложения. Помнишь, как называют водителей рикш? «Рикшавалы». А продавцов овощей? Овощи – «сабджи», то есть продавец – «сабдживала». Всё очень легко.

Из-за занавеса вышла старшая сестра Анжали и уселась рядом с матерью перед сценой.

– Что она будет делать? – поинтересовалась Люся.

– Петь, – объяснила девочка.

Дхолаквали снова, будто бы разминаясь, принялась похлопывать по барабану, постепенно придавая рваному звучанию определённый ритм. Он всё нарастал, одновременно приобретая мелодику, и вдруг – в какой-то условленный момент – и мама, и дочь одновременно запели. Это было началом шоу. Рину с матерью выпевали дуэт удивительно слаженно – их голоса то сливались воедино, то словно бы начинали вести друг с другом диалог.

Внезапно на сцену выскочила, будто сама по себе, кукла-марионетка, изображающая раджастанскую красавицу в национальном наряде. Нет, Люся, конечно, знала, что она управляется нитями, но появление это было столь неожиданным, что складывалось ощущение независимого выхода. В тот же миг пение смолкло, однако игра на барабане не прекращалась. Красавица принялась пританцовывать и соблазнительно вилять бедрами, а затем подхватила руками подол своей юбки и закружилась. На заднем плане появились новые катхпутли, по-видимому, изображающие какую-то знать – то ли семью махараджи, то ли самого императора с окружением. Три фигурки уселись позади танцовщицы и замерли неподвижно, наблюдая за её движениями.

Дхолаквали снова запела, продолжая отстукивать ритм на барабане; Рину вторила ей тоненьким звонким голоском. В процессе танца красотка вдруг стремительно перекувыркнулась с ног на голову, длинная юбка упала изнанкой сверху вниз… и танцовщица превратилась в усатого мужика. Люся раскрыла рот от неожиданности.

– Кукла-перевёртыш, – шепнул ей Миша. – У неё нет ног, зато есть две головы и две пары рук – вверху и внизу.

Номер был с ярко выраженными комедийным, эротическим и даже гомосексуальным уклоном. Зрители ржали как кони, когда сидевший неподвижно император вдруг задрыгал попой и кинулся к танцору с объятиями и поцелуями, что-то оглушительно вереща при этом (звуки, как поняла Люся, издавал пищик, находящийся, вероятно, во рту самого кукловода).

Затем куклы, задействованные в этом номере, неподвижно повисли на ширме; дхолаквали что-то коротко и нежно пропела, объявляя следующую сценку, и перед зрителями появились новые герои: судя по всему, муж и жена, которые вели навьюченного осла.

– Это дхоби, – пояснила маленькая Анжали, внимательно наблюдая за выражением Люсиного лица. В этот раз пояснений не потребовалось – Люся знала, что слово «дхоби» обозначает касту прачек. Её представители испокон веков занимаются стиркой белья. Очевидно, именно бельё и вёз на себе бедный осел, которому, кажется, уже всё насточертело – он отчаянно упирался и отказывался сделать даже шаг. Жена и муж поочерёдно подталкивали и тянули осла, вызывая предсказуемые смешки среди зрителей. Наконец упрямое животное поддалось; муж сгрузил бельё на землю и приготовился стирать, а жена увела осла прочь. Вдруг откуда ни возьмись выскочил огромный крокодил и ухватил дхоби за штанину. Тот отчаянно заверещал (всё так же при помощи пищика), начал вырываться, отмахиваться руками и вообще всячески бороться за выживание, но крокодил всё равно утащил несчастного дхоби за сцену. На зов примчалась жена и, обнаружив на берегу реки только тюк с бельём, разразилась истеричными воплями. На её крики выскочил мужчина в форме королевского стражника и принялся любезно успокаивать новоиспечённую вдову. Жёнушка утешилась моментально, с лёгкостью забыв трагически погибшего супруга, – её причитания плавно перешли в кокетливое воркованье, что вызвало новый приступ смеха у публики.

Далее настал черёд следующего сюжета с новыми героями. Номера не были связаны друг с другом, и каждый из них представлял собою законченную сценку. Были показаны и скачки на бешеном верблюде, и факир – заклинатель агрессивной кобры, и лихой всадник на ретивом коне, и даже, как метко охарактеризовал этот номер Миша, «индийский Майкл Джексон» – когда в процессе зажигательного танца марионетка сама себе оторвала башку и продолжила самозабвенно отплясывать, ухватив себя за яйца. Люся не заметила, как пролетело время; к концу представления у неё заныли ладони от постоянных аплодисментов и разболелся от широкой улыбки рот.

Взглянув на часы, она сообразила, что прошло почти два часа. Тем временем, пока зрители не разошлись, малышка Анжали вскочила с места и принялась обходить всех с жестяной баночкой, в которую полагалось опускать денежку – кто на сколько расщедрится. Индийцы давали по двадцать или пятьдесят рупий, иностранцы были более щедры; кто-то даже положил в баночку десять баксов.

– Положим на двоих пятьдесят долларов? – спросила Люся, обернувшись к Мише.

Тот пожал плечами:

– Ты, конечно, немного борщишь, но мне, в принципе, не жалко…

Отдав деньги Анжали, Люся спросила у неё:

– А можно познакомиться с твоими мамой и папой?

Та кивнула и поманила их с Мишей за сцену. Невысокий худощавый кукловод уже бережно укладывал своих марионеток в мешок, а жена, оставив барабан, аккуратно разбирала сценические конструкции. Старшая сестра Анжали – Рину – и щуплый подросток лет четырнадцати помогали матери. При виде Люси с Мишей все члены семьи прервали свою работу, выпрямились и уставились на незваных гостей. Лица их были чуть настороженными, но, в принципе, доброжелательными.