Мальчики арапахо

Помимо военных тренировок, мальчику внушали необходимость духовной подготовки. Ритуальные аспекты войны, по мнению индейцев, были очень важны. Мальчикам объясняли, как при помощи постов, во время которых человек голодал и взывал к Высшим Силам, найти магических духов-покровителей, дарующих воину сверхъестественную защиту и помощь.

Но индейцы были реалистами и, проводя ритуальное и техническое обучение будущих воинов, никогда не путали одно с другим. Удачливые военные предводители внимательно следили за играми и постами подросших мальчиков, подбадривали их и убеждали, что, прилагая больше усилий, они смогут быстрее подготовиться к своему первому походу против врагов и добиться славы среди соплеменников. При этом общество обычно пресекало попытки юнцов сократить необходимый процесс подготовки и отправиться на тропу войны раньше положенного срока.

Кроу Много Подвигов на вопрос, были ли его первые уроки связаны со стрельбой из лука, ответил отрицательно, сказав, что первое, чему должен научиться мальчик, это быстро бегать. В этом нет ничего удивительного, поскольку бег тренировал силу, быстроту, ловкость и выносливость. Интересен метод, которым воспользовался дед Много Подвигов, чтобы ребенок посвящал бегу достаточно времени и делал это с удовольствием. Он подозвал его к себе и попросил скинуть одежду, оставив лишь набедренную повязку и мокасины, после чего велел поймать бабочку. Мальчик долго бегал за ней, прежде чем смог выполнить поручение деда, а когда, запыхавшийся, принес ее, дед заговорщицки прошептал ему на ухо, будто выдавая очень большой секрет: «Вотри ее крылья над своим сердцем и попроси бабочек, чтобы они дали тебе свою грацию и быстроту». Естественно, как и предполагал хитрый дед, мальчик разболтал секрет друзьям, после чего «мы гонялись за бабочками, чтобы получить выносливость в беге, натирали грудь их крылышками и просили бабочек дать нам часть их колдовской силы. Мы очень старались, потому что бег необходим в охоте и на войне».

Уинсизен, арапахо

В дальнейшем детские упражнения в беге оказывали воину неоценимую помощь на тропе войны. Например, члены пешего отряда, уходя от погони, могли часами трусцой бежать в сторону своей территории. Лучшими бегунами на Равнинах считались пауни и осейджи, что ни в коем случае не ставит под сомнение способности членов других племен. Шайены, вичиты и команчи говорили, что пауни были выносливы, как волки, могли идти весь день, а потом всю ночь танцевать, могли проделывать долгие переходы, не имея во рту ни единой крошки. Не зря их называли Волками. Они отправлялись в пешие военные походы за 600–800 миль от дома, перенося при этом весьма тяжелые грузы. Среди них нередко встречались бегуны, способные за сутки преодолевать расстояния в 100 миль не останавливаясь, без сна и еды. Известен случай, когда два воина пауни за 11 часов пробежали более 70 миль. Испанцы называли осейджей ligeros — «быстрые». Берландиер писал: «Те, кто отправляется сражаться с ними на лошадях, должны сперва коротко остричь хвосты своих скакунов, потому что они (осейджи. — Авт.) могут легко, даже будучи пешими, нагнать скачущего галопом всадника и опрокинуть его коня, вцепившись ему в хвост». Лейтенант Санчес писал, что осейджские воины преследовали верховых команчей бегом, догоняли их и «одним прыжком настигали их и убивали ударом копья в спину или же хватали коня за хвост, сбивали животное наземь, после чего приканчивали своего противника». Индейские враги осейджей подтверждали, что те были столь быстрыми бегунами, что им часто приходилось подвязывать хвосты своих военных лошадей, дабы воины осейджей не смогли схватить скакуна за хвост во время преследования. Также о тонкавах сообщалось, что в случае необходимости они могли передвигаться пешими с необычайной скоростью. Эдвин Дениг писал, что во время бега у индейцев никогда не сбивается дыхание и они не только не понимают, почему такое происходит с белыми людьми, но и не имеют в своем языке слова для обозначения сего феномена. Они утверждали, что после нескольких дней бега у них отказывают ноги, но дыхание — никогда. По словам Денига, ассинибойны не были быстрыми бегунами, но выносливость их была поразительна. Они пробегали в одном темпе по равнине или пересеченной местности расстояние в 12–15 миль не останавливаясь. Потом устраивали короткий привал на несколько минут, курили, после чего снова бежали дальше. В случае необходимости они были способны продолжать бег в таком темпе в течение трех-четырех суток, пробегая в час около пяти с половиной миль. Дениг вспоминал случай, когда посланный с письмом для него индеец проделал путь в 190 миль за 36 часов.

Помимо бега, большую роль играло плавание. Во все времена года большинство мужчин перед рассветом ходили купаться, и для мальчишек там было много учителей. Иногда их посылали плавать среди кусков льда. Индейцы считали, что холод укрепляет мужчину. Кроме того, существовало много разных игр, связанных с водными процедурами. Один из путешественников писал: «Хотя они (команчи. — Авт.) носят мало одежды, они способны терпеливо переносить длительные периоды сильного холода. В конце зимы в любое время суток можно увидеть, как они ломают лед, чтобы искупаться». Укрепление тела водными процедурами также повышало выносливость и способность выдерживать сильные перепады температуры в военных походах и во время пересечения рек в холодную погоду.

Верховая езда была одним из наиболее важных элементов жизни равнинников, потому ей уделялось особое внимание. Индейские дети привыкали к лошадям с младенчества. Сперва, во время перекочевки лагеря, они ездили за спинами матерей. Затем, когда становились постарше, их сажали в травуа. Ребенок узнавал, как лошади двигаются, их повадки, учился не бояться их. Потом его начинали учить ездить верхом самостоятельно — держаться и сохранять баланс, управлять поводьями и давать правильные команды. Вначале для этого использовали кротких лошадей. Ребенка сажали в седло и привязывали так, чтобы он не упал. Сперва взрослый человек вел лошадь медленным шагом, потом переводил на рысь. Позднее, когда дети обучались управлять лошадью, они ехали самостоятельно, но все еще привязанными к седлу. Фарнхэм видел в 1839 г. мальчика лет трех, который управлял животным, будучи привязанным к седлу. К 5–7 годам большинство детей, независимо от пола, уже были хорошими наездниками.

По словам Доджа, индейцы не учили детей ездить верхом в том смысле, как это принято у белых людей. Ребенка совсем в юном возрасте сажали на лошадь, и он учился ездить так же, как учился ходить, — следуя инстинкту и постоянно практикуясь. «Каждый индеец, — писал он, — ездит в своем собственном стиле, не перенятом от учителей, а пришедшем к нему естественным образом через постоянную практику и наблюдение за сверстниками и старшими соплеменниками. Отец или какой-нибудь старик может дать юнцу несколько советов относительно управления особо норовистой лошадью, но, как правило, предполагается, что любой индеец, как бы молод он ни был, способен справиться с любым скакуном и соответственно не нуждается в любезных и назойливых советчиках». В 6–8 лет, по словам Доджа, отцы отправляли мальчиков пасти табуны. Они собирались группками, выбирали лучших лошадей и устраивали скачки. Когда им это надоедало, они соревновались в стрельбе из луков по целям пешими или на скаку. Додж стал свидетелем интересного времяпрепровождения индейского мальчишки, развлекавшего себя во время охраны отцовского табуна. «Однажды, утомив себя долгой охотой, я присел передохнуть на возвышенности, обозревая растянувшуюся внизу долину. В полумиле от меня, вверх по реке, я заметил табун из 20 индейских лошадей, которые, хотя и держались вместе, казались пребывающими в великом смятении. Внимательно присмотревшись через бинокль, я обнаружил, что табунщик — мальчик лет 10–12, попеременно при помощи лассо ловил лошадей. Поймав одну, он вскакивал на нее верхом, мчался за следующей лошадью, иногда делая 3–4 броска веревки, прежде чем ловил ее. Поймав, вскакивал на нее и мчался за другой. Я наблюдал за ним с полчаса, и, когда я отправился к своему лагерю, мальчишка все еще продолжал развлекаться». Додж считал, что к 12–15 годам индейский мальчишка удивителен в своей способности крепко сидеть на лошади.