Но его вполне устраивало местоположение улицы и дома, — до встречи с Анной он время от времени жил здесь, — теперь арендовал еще одну квартиру, потому, что в двух комнатах ужиться с кем-либо он не мог.

Можно сказать, что Анна и Фарнезе ходили друг к другу в гости. Причем он мог прийти в любое время дня и ночи, а Анна должна была ждать «аудиенции». К ней он обычно приходил в плохом настроении, устраивал громкие «итальянские скандалы», подходящие больше какому-нибудь римскому пьянице, чем аристократу. Остывал быстро, просил прощения, даже говорил, что любит.

Анна с легкостью его прощала, потому что, как ей казалось, любила, но нервы он ей потрепал изрядно. Однажды она заметила, как сильно у нее задрожали руки, когда Паоло в очередной раз начал придираться к ней. Руки она спрятала за спину и смиренно промолчала.

— Ты ни на что серьезное не способна! — начал он негромко. Потом с каждым словом голос его повышался, пока не переходил на крик. — Только и можешь, что трепаться по телефону с Эллис и болтать с балкона с этой Марселой! Лучше бы побыстрее выучила итальянский, надоел твой стерильный английский!

И далее; она такая сякая.

— Да если бы я тебя не трахнул, ты до сих пор вздыхала бы о том волосатике с подиума! Скажи, ты ведь так и не трахнулась с Шарлем…? Конечно, нет! Ты даже этого сухого и полудохлого эстета не можешь размочить…

В такие моменты в Анне просыпались юношеские, выдрессированные, однако, в любой момент готовые выйти из-под контроля эмоции. Злость, обида, желание хлопнуть дверью и уйти, предварительно обозвав Паоло «вертлявым итальяшкой».

Сегодня Фарнезе пришел трезвый. Вышел на балкон, где Анна допивала свой кофе. Выглядел он подтянуто, бодро, будто и не приходил последние три дня в сильном подпитии. На нем прекрасно сидели черные брюки, свежая белая рубашка при движении красиво морщинилась на его крепком торсе. Облокотившись на балконные перила, он посмотрел на пустой двор, потом на Анну и просто сказал:

— Доброе утро!

— Доброе! — ответила Анна и, встав со стульчика, с демонстративным пренебрежением ушла с балкона.

В комнате она сняла сорочку, распахнула дверцы шкафа и стала искать платье.

Фарнезе постоял в балконном проеме, посмотрел на нее, обнаженную, и предложил:

— Почему бы нам ни пожениться. Я решил это на лестничной клетке.

Сняв с вешалки цветное платье, Анна приложила его к себе, чтобы прикинуть, подойдет ли оно к сегодняшнему дню. Посмотрелась в зеркало. Нет, не подойдет! Ее будущему мужу не нравятся цветастые платья, он любит яркие цвета в отдельности. Повесила платье на место. И, посмотрев на него через плечо, ответила недоверчиво:

— Фарнезе решил жениться на русской эмигрантке, — она взяла платье фисташкового цвета, прямого кроя, средней длины. — Не вульгарно?

— Более чем… — улыбнулся он, как редко улыбался. Широко и просто, без эффекта маски, за которым он обычно скрывал свое «неофициальное» лицо. — Но не для нашего времени. Сейчас принцы и принцессы крови легко сочетаются с простолюдинами. А я лишь хилая лоза на засохшей ветке рода Фарнезе…

Анна в экстазе радости, с восторженным визгом налетела на него, позабыв, что не одета, и похожая на адепта секты с сексуальными ритуалами в действии, повисла на нем. Обняв его шею руками, обхватив его ногами, она целовала его лицо, прижималась к нему всем телом.

— Вот такая ты мне нравишься больше! — рассмеялся он, унося ее в спальню.

Когда эйфория утихла, пришло время заговорить тихим сомнениям, закравшимся в душу на осторожных паучьих лапках. Неизвестно, в чем она сомневалась больше; в том, что не зря сказала «да» или в том, что предложение было сделано всерьез. За все короткое время знакомства

с Фарнезе она ни разу не подумала о возможности стать его женой. То есть, взять его громкую фамилию и своеобразно прославиться за счет этого. Ничего более выгодного и практичного из брака с ним вынести все равно не удастся.

Лежа на животе, обняв подушку напряженными руками, Анна повернула лицо в сторону лежащего рядом любовника, теперь ставшего будущим мужем. Он лежал на боку и смотрел на нее своими жаркими глазами, оттенок которых менялась в зависимости от настроения, — они были то бархатно-теплыми, то наливались ртутным блеском.

Видимо, паучки сомнений бросили свои ломкие тени на ее взгляд, Фарнезе заметил.

— Что? Что ты так смотришь, словно не узнаешь меня? — заговорил он удивленно и тихо. — Хочешь знать, почему я на старости лет вознамерился пойти с тобой в мэрию и расписаться?

— Хочу, — кивнула в подушку Анна.

— Да потому, что в последнее время меня спрашивают о тебе чаще, чем о моих работах, — как будто бы серьезно возмутился Фарнезе. — Я же не могу всем любопытствующим сказать, что мы просто спим вместе…

— И ты скажешь это таким кардинальным для себя способом, — продолжила Анна, почти обиженная его ответом. — Ты ведь ни разу не был женат…

— За меня не волнуйся. А вот твоя карьера может полететь в тартарары, — сказал он, сменив возмущение на предупреждение. — Я не самая лучшая партия. Хочу попробовать себя в политике, отчасти поэтому мне нужна публичная стабильность в личной жизни. Ты же знаешь, я, хоть и литературный, но фашист, а фашист с кучей любовниц совсем уж крамольно…

— Знаю, — опять кивнула Анна, — ну что же, значит, такова моя судьба…

— Судьба это не то, во что можно верить, мертвая фатальность не должна вести по жизни, — наставническим тоном ответил Фарнезе. — Верь в живое трансцендентное Проведение, соедини его с волей, и будешь горы передвигать…

Вечером Анна пригласила Марселу отпраздновать невероятное предложение Паоло. Марсела жила на первом этаже, работала в туристической компании, была весела, хороша собой и приветлива. С ней Анна познакомилась сразу по приезду в дом, когда на кухне сорвало кран. Тогда соседка внизу прибежала ей на помощь, нисколько не возмущенная тем, что ее кухню слегка затопило.

— Не страшно, — отмахнулась Марсела от извинений Анны, — всякое может случиться. Вы же не специально лили воду из ведра, чтобы меня затопить! У меня все застраховано…

Такая любезность, впрочем, имела свои причины; Марсела любила женщин, и Анна попала в узкий круг тех женщин, с которыми она хотела бы иметь чувственные отношения.

— Ты роскошна без всяких причиндалов, — говорила Марсела, — и сама этого не видишь…

Анна смотрела на Марселу и до определенного момента ничего не понимала. Поняла, когда соседка полезла целоваться.

— Нет, Марсела! — отшатнулась от нее Анна, прямо глядя ей в глаза, добавила. — Я даже начинать не буду, не хочу…

Сейчас итальянка, кажется, растерялась, услышав, что скоро ее соседка станет женой Фарнезе.

— Твой издатель Арли лучше, — призналась она, впрочем, не отказавшись от бокала вина и легкого ужина. — Понимаешь, за его хрупким образом скрывается настоящая мужественность, благородная и твердая.