Холли кивнула.

– Но, по словам Асмира, – который заявляет, что был личным помощником принца Горана, – он успел вытащить детей из машины, которая через секунду взорвалась. Асмир утверждает, что королевская семья попала в засаду, устроенную войсками, захватившими Востов. Если я правильно поняла, Асмир говорит, что спрятал королевских детей в приюте в Сараеве, где работала его сестра. А чтобы их не нашли противники, изменил их имена с Джарретта и Элианы на…

Она потрясенно замолчала.

– Джарека и Элин, – закончил предложение Джарек. – Асмир подделал документы, в которых говорилось, что дети носили фамилию Дворска, которая была девичьей фамилией его матери.

– Ты помнишь, чтобы тебя называли Джарреттом?

– Я не помню ничего из того, о чем рассказывает Асмир. По крайней мере, этого нет в сознательной памяти. А вот мои кошмары теперь имеют больше смысла. Мне часто снилось, что я еду в быстро несущейся машине. Я не могу сказать, кто сидит рядом, но я чувствую, что они напуганы. Я слышу какой-то шум, похожий на выстрелы. А потом раздаются крики, но я не знаю, кто кричит. Вполне возможно, что это кричу я сам.

– Мы можем поработать над тем, чтобы восстановить твои потерянные воспоминания, – сказала Холли. – Тот факт, что ты помнишь Асмира, вселяет надежду, и с помощью интенсивной терапии мы откроем занавес, за которым скрывается твое прошлое.

Она положила ладонь ему на руку, и от ее ласкового взгляда Джареку захотелось заплакать, как ребенку, каким он однажды был, – до того, как его эмоции притупились борьбой за жизнь в охваченном войной Сараеве.

– События, о которых упоминает Асмир, сходятся по времени, – мрачно продолжил Джарек. – Приют разбомбили, и сестра Асмира была убита. Когда он не смог найти королевских наследников, он подумал, что они тоже погибли. Но к тому времени мы с сестрой оказались в Анг лии. А документы детей, которые жили в приюте, были разрушены, когда в здании вспыхнуло пламя.

– Но почему он прислал тебе это письмо, если считал, что ты погиб?

– Асмир сказал, что на протяжении многих лет винил себя за то, что не смог спасти Джарретта и Элиану, и никому не рассказывал эту историю. Но год назад он увидел мое фото в газете и узнал во мне того самого мальчика, которого вывез из Востова.

– Невероятно… Если Асмир говорит правду, значит, ты… принц.

– Ты права. История невероятная. Но даже если это правда, я никакой не принц. Национальный совет Востова попросил меня сделать анализ ДНК, чтобы доказать, что я наследник дома Караджвича.

– И оказалось, что ты принц Джарретт?

– Я отказался делать анализ ДНК.

– Я ничего не понимаю, – озадачилась Холли. – Ты всегда хотел узнать правду о своем прошлом, и анализ ДНК был бы началом этого пути. Сейчас ты даже не знаешь, кто ты такой на самом деле.

– Пока Асмир не поведал миру свою историю, все считали, что члены королевской семьи Востова погибли. Что хорошего случится, если мы начнем ворошить прошлое? Принца Джарретта не существует, а от Джарека Дворска нет никакой пользы. Ральф Сандерсон был прав, когда говорил, что у меня разрушительная натура. На мне лежит вина за смерть моей приемной матери. И может быть, я сделал еще что-то такое ужасное, что моя память заблокировала часть моих воспоминаний. Если честно, я не хочу знать правду. Если анализ ДНК подтвердит, что я сын принца Горана, журналисты бросятся искать скелеты в моем шкафу – и, возможно, что-то найдут. Неизбежной истиной является то, что я не гожусь для того, чтобы править княжеством.

– Послушай меня, – горячо возразила Холли. – Я считаю, что ты очень добрый и благородный человек. Я провела небольшое расследование и узнала, что те огромные суммы денег, которые ты собираешь для благотворительного фонда «Дар Лорны», меняют судьбы детей-сирот по всему миру.

Джарек вспомнил собственное детство и то, как впервые оказался в приюте и плакал первые несколько ночей, потому что ему не хватало родителей. Но его били за это, и он разучился плакать. Так что он не проронил ни слезинки даже на похоронах матери, хотя его сердце разрывалось от боли.

– Зря ты считаешь меня героем.

– Ты защищал свою младшую сестру, когда сам еще был ребенком. Думаю, это очень героичный поступок, – твердо заявила Холли. – Джарек, ты обязан сделать анализ ДНК и принять свою судьбу. Как бы там ни было, я считаю, что из тебя получится превосходный принц.

Джарек не хотел больше обсуждать этот вопрос и сменил тему.

– Пойдем со мной. Я хочу показать тебе кое-что.

Он взял Холли за руку и повел вдоль пляжа.

– Куда мы идем?

– Сейчас увидишь.

Джарек привел ее на маленький уединенный пляж, окруженный пальмовыми деревьями. Он присел на двойной лежак и похлопал по пустующему месту рядом с собой.

– Иди садись и наслаждайся зрелищем.

Джарек указал рукой на горизонт, где похожее на огромный апельсин солнце медленно погружалось в океан, а небо окрасилось в оттенки розового и красного цветов, отражаясь на поверхности водной глади.

– Потрясающе… – прошептала Холли.

– Ага.

Но Джарек смотрел не на закат. Он не спускал глаз с Холли, и жар внутри его полыхнул подобно лесному пожару – неистовому и не поддающемуся контролю.

Холли взглянула на него, и у нее перехватило дыхание, когда он снял заколку с ее волос, и они шелковистой волной рассыпались по ее плечам. Она прошептала его имя, и этот звук показался Джареку самым приятным из всего, что он когда-либо слышал. Он напоминал песню сирены, перед которой невозможно было устоять.

Джарек провел три недели в раю, чувствуя себя ужасно несчастным. Ему не хватало ласковой улыбки Холли и ее остроумия. И он понял, что умрет, если не сделает ее своей.

Холли широко распахнула глаза, когда Джарек склонился над ней и потерся губами о ее губы. Он чуть с ума не сошел, когда она не стала сопротивляться и с готовностью открыла свой рот. С тихим рычанием Джарек притянул ее к себе и, взяв за затылок, жадно набросился на нее с поцелуями. И где-то глубоко внутри он почувствовал, что наконец дома.

Всего один поцелуй.

Холли подумала, что ничего страшного не случится, если они поцелуются всего один раз.

Она знала, как важны границы между психотерапевтом и его пациентом.

По правде говоря, до того, как покинуть Австрию, Холли объяснила профессору Хеппелу, что ее отношения с Джареком перешли на личный уровень, и она взяла неоплачиваемый отпуск, чтобы полететь к нему на Сейшелы. Но все равно ей не следовало позволять Джареку обнимать ее и прижимать к себе с такой силой, что она могла слышать громкое биение его сердца.

Он целовал ее так пылко, что она не могла сопротивляться и, скользнув ладонями по его плечам, коснулась колючей щетины на его подбородке. Джарек проник языком в ее рот, и его поцелуй стал еще более настойчивым.