Пахомову Галину Альбертовну нашли быстро, в ординаторской терапевтического отделения.

С колотящимся сердцем, подпрыгивающим в груди теплым мячиком, Маша открыла дверь и, увидев сидящую на диванчике Галку с чашкой в руке, почувствовала, как у нее слабеют ноги.

— Галка, привет! — окликнула она ее запросто, воспользовавшись тем, что доктор Пахомова одна в комнате.

— О! Маша! Какими судьбами!

Выглядела она вовсе не растерянно, а как будто обрадовалась, кинулась ее обнимать. Но Галка, она такая, умеет скрывать свои чувства. Посмотришь на нее, она милейший, добрейший человек! Но на самом деле, далеко не простая, себе на уме.

Однако, заметив за спиной Маши появившегося неожиданно для нее Сергея Ивановича, серьезного, с потемневшим, озабоченным лицом, Галина Альбертовна неосознанно сделала шаг назад и даже словно оступилась о невидимую преграду. Весь ее облик выражал вопрос.

— Вы знакомы? — Маша улыбнулась одними губами.

— Да, нет… как будто бы…

— Галя, это Сергей Иванович Морозов. У нас к тебе разговор. Сможешь уделить нам несколько минут?

— Да, конечно, — засуетилась Галка. — Пожалуйста, проходите, вот, можете сесть на диван или кресла… Что-то случилось? Кто-то заболел?

— Слава богу, все здоровы.

— Морозов… — Галка наклонила голову набок, сощурила глаза, пытаясь, вероятно, вспомнить, где она прежде слышала эту фамилию.

Сергей Иванович все эти первые минуты пребывания в ординаторской молчал, с трудом сдерживаясь, как показалось Маше, чтобы не схватить за плечи молодую докторшу и не потрясти ее, как следует.

— Галя, это отец Федора Морозова.

Вот она реакция! Галя сразу же закрыла глаза и едва заметно покачала головой, мол, теперь-то все наконец прояснилось. Однако она тут же взяла себя в руки, выпрямилась на стуле и улыбнулась чудесной, нежной улыбкой ни в чем не повинного человека.

— Федор?! Ах ну да! Федор… Друг Никиты. Слушаю вас, Сергей…

— Иванович, — кивнул головой Морозов.

— Галя, дело в том, что Федор Морозов — мой жених. Понимаешь? Очень тебя прошу, повтори, пожалуйста, все то, что ты рассказала мне о Федоре, в Саратове, в кафе. Ну, о том, что произошло в доме Арнаутовых. Только, пожалуйста, во всех подробностях, все-все, что знаешь.

— Ну, хорошо… — протянула Галя. — Да, собственно, ничего особенного я и не рассказала…

Лицо моментально выдало ее, став красным. Маленькие ушки за черными кудрями тоже стали пунцовыми.

— Я сказала, что Федор стал ветеринаром, что он живет в Питере, там же, где живет и его родной брат… Разве я что-то напутала?

— Расскажи, что произошло в доме Арнаутовых! — потребовала, почуяв неладное, Маша. — Галя, прошу тебя, все, что тебе известно!

— Маша, а что произошло в доме Арнаутовых?

— Галя!

— Маш, а что случилось-то? Что с Арнаутовыми? Я что-то ничего не понимаю… Вы такие… как бы это сказать… серьезные, мрачные… Кто-нибудь… умер? — Она перешла на шепот. — Кто?

— Галка, хватит ломать комедию! — взорвалась Маша. — Ты сказала мне, что Федор… замешан в преступлении! Что он… Что он убил человека — Колю Решетова!

— Да бог с тобой, Машенька, я ничего такого не говорила! — воскликнула, прижимая к груди скрещенные ладони с растопыренными пальцами, Галина. — С чего бы мне тебе рассказывать такие ужасы?! Сергей Иванович, она меня с кем-то перепутала, я ничего подобного ей не говорила! То, что он стал ветеринаром — да, я вообще тогда о многих из нашей компании ей рассказывала, но чтобы о Федоре… что он убийца? Нет-нет, не надо втягивать меня в эти ужасные сплетни! Может, ты еще рассказала мне, что он твой жених?

— Нет, не говорила…

— Галя, — тихо проговорил Морозов, поднимаясь. — Я — отец Федора и мог бы ему помочь, если он попал в историю. И мне не хотелось бы, чтобы его имя трепали вот таким образом… Если ты действительно что-то о нем знаешь — расскажи, будь добра. Если же ты все это выдумала, то, вероятно, у тебя был определенный мотив. В любом случае, вот тебе моя визитка. Позвонишь, мы с тобой встретимся, и ты мне все расскажешь.

— Сергей Иванович, но она действительно мне все это рассказала! — возмутилась Маша тем, что Сергей Иванович направился к дверям. — Вы что, мне не верите?!

— Пойдем, Машенька… — Он по-отечески обнял ее за плечи и вывел из ординаторской. — Пойдем-пойдем отсюда… Нам надо было не так поступить. Ты бы пришла сюда одна, без меня, а я в это же самое время встретился бы с ее мужем, Никитой. Наши визиты были бы неожиданными для каждого из них, понимаешь? А так… Сейчас она уже наверняка звонит мужу и рассказывает о том, как влипла, что рассказала тебе, вероятно, то, чего не следовало говорить. Это я виноват, не продумал, как следует, растерялся, расстроился…

Они вышли на солнце, в больничный двор, где прохаживались больные, где возле входа в отделение «Скорой помощи» рядком стояли белые, с красным крестом, машины и ухоженные личные авто докторов.

Маша от возмущения некоторое время не могла произнести ни слова. Села в машину и уставилась в окно.

— Да ты не переживай, деточка, — успокаивал ее Морозов, медленно выезжая из больничного унылого царства. — Ясно же, что она врет. И знает, что мы знаем, что она врет, и все равно упорствует. Что ж, я хотя бы увидел ее, познакомился, так сказать, с тем, вернее, той, кто рассказал тебе о Федоре, и теперь мне проще будет действовать.

— Но как можно вот так лгать — прямо в глаза?! Ладно — мне, но — вам?

— Спишем это на испуг, растерянность…

— И что теперь будем делать?

— Самое простое, конечно, это поехать вместе с тобой в Саратов и поговорить с Федором, с глазу на глаз. Но он, конечно, спросит, откуда мне обо всем этом известно. Предположим, я сошлюсь на профессиональную тайну. Но тогда он, понимая, что кто-то, кто владел этой тайной, проговорился, скажем, Никита, сразу же примчится сюда, чтобы встретиться с ним и выяснить, что происходит. Если у моего сына рыльце в пуху, то он занервничает и может совершить непоправимую ошибку…

— Вы что, предполагаете, что он может избавиться от Никиты?!

— Нет, деточка. Я предполагаю, что главным действующим лицом в этой истории был как раз сам Никита, и, живя все эти годы в страхе перед разоблачением, он придумал для себя историю, как будто бы все это совершил Федор. Люди склонны к подобным психологическим заблуждениям. Придумают что-нибудь, а потом сами в это же и верят.

— То есть Никита на самом деле боялся Федора?

— Вполне вероятно. Быть может, как-то раз он выпил лишнего, да и сболтнул жене то, о чем ему не следовало рассказывать. Словом, Машенька, я и сам сейчас не знаю, как лучше поступить. Поэтому я отвезу тебя сейчас домой…