Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О господи!
Я резко обернулся, но увидел только ивы.
– Что же это такое! – донеслось откуда-то из кустов, на этот раз голос Свида был далеко не веселым.
Сделав несколько шагов в его сторону, я раздвинул заросли и увидел, как мой приятель, наклонившись над водой, что-то разглядывает.
– Силы небесные, похоже, чей-то труп! – воскликнул он. – Видишь?!
На пенившихся волнах, примерно в двадцати футах от берега, действительно покачивалось что-то черное, то исчезая под водой, то вновь всплывая… И вдруг мертвец, будто нарочно, повернулся к нам лицом – глаза его светились странным желтым огнем, в них отражался закат. Потом раздался короткий всплеск – и тело погрузилось в мерцающую воду…
– Да это же выдра! – разом вырвалось у нас, и мы с облегчением расхохотались.
«Труп» оказался выдрой, надумавшей поохотиться. Но выглядела она совершенно как утопленник, потому что лежала неподвижно, полностью покорившись волнам. Через какое-то время выдра вынырнула гораздо ниже по течению, мы увидели ее черную спинку, влажно блестевшую в догорающих лучах.
Собрав плавник, мы побрели к палатке, но тут случилась еще одна неожиданность. На сей раз это действительно был человек, только вполне живой и плывший на лодке.
Увидеть на Дунае обыкновенную лодку теперь почти невозможно… тем более в этой его части, да еще в самый пик паводка. Это был сюрприз, ничего не скажешь! Мы замерли, провожая лодку взглядом.
То ли из-за слепящих бликов на воде, то ли из-за бивших в глаза солнечных лучей я толком не сумел разглядеть это «видение». Понял только, что это был мужчина – стоя, он правил к противоположному берегу широкими взмахами длинного весла. Он, видимо, тоже нас заметил, но из-за дальности расстояния и неверного освещения мы могли только предполагать… Мне показалось, что он делает нам какие-то знаки и даже что-то весьма эмоционально кричит, однако до нас донеслись лишь маловразумительные обрывки – бо́льшую часть его тирады ветер отнес прочь… Все это было довольно несуразно – и сам человек, и его нелепые жесты, и этот яростный вопль. Я решительно не понимал, что происходит, но вдруг сообразил.
– Да он же крестится! – торжествующе воскликнул я. – Смотри, он осеняет себя крестным знамением.
Из-под приставленной ко лбу ладони Свид долго всматривался в удаляющегося человека.
– Похоже, ты прав.
Лодка между тем скрылась за излучиной, там, где море ив было пурпурным от солнца и непередаваемо прекрасным. Начал садиться туман, все вокруг подернулось легкой дымкой.
– И что ему тут понадобилось на ночь глядя, да еще в паводок? – пробурчал я себе под нос. – Куда его несет в такую погоду и что означают все эти крестные знамения и вопли? Может, он хотел нас о чем-то предупредить?
– Увидел дым от нашего костра и подумал, что тут поселилась парочка привидений, – усмехнулся мой дружок. – Эти венгры ужасно суеверны! Вспомни, что говорила та продавщица в Пресбурге: на здешние острова никто ни ногой, потому что тут обитает какая-то нечисть. Надо думать, они до сих пор верят во всяких фей и русалок… Очевидно, этот крестьянин никогда никого здесь не встречал, – чуть поразмыслив, добавил он, – и, понятное дело, перепугался.
Однако голос его был не слишком уверенным, да и держался он как-то странно, не так, как всегда; впрочем, мне могло и показаться.
– Что ж они так мелочатся, никакой фантазии – какие-то феи, русалки… – хмыкнул я и принялся натужно хохотать: почему-то хотелось производить как можно больше шума. – Места, вполне достойные античных богов. У римлян тут наверняка полно было всяких капищ, священных рощ и прочих апартаментов для их божков.
Посмеявшись над венграми, мы снова занялись приготовлением ужина – уже молча, поскольку мой приятель был не мастак вести беседы на отвлеченные темы. Помнится, я даже этому радовался; непробиваемое здравомыслие этого безнадежного рационалиста казалось мне в тот момент необыкновенно надежным и основательным. Я сразу припомнил его редкие таланты: Свид не хуже индейца правил на стремнинах и лучше всех прочих бледнолицых мог избежать водоворота или проплыть над затопленным мостом. Он был незаменимым помощником в долгих путешествиях и не терял выдержки в самых рискованных ситуациях. Я окинул взглядом его сосредоточенно-упрямое лицо, лохматую белокурую гриву, огромную – вдвое больше моей! – охапку хвороста, под тяжестью которой он даже чуть покачивался, и немного воспрянул духом. Да, это было замечательно, что Свид таков, каков он есть, – никаких заумных реплик, все у него просто и ясно…
– А водичка все поднимается, – пробормотал он, словно в продолжение какой-то мысли, и, отдуваясь, бросил охапку на землю. – Если так пойдет дальше, через пару дней от острова ничего не останется.
– Черт с ней, с водичкой, – буркнул я, – главное, чтобы утих этот ветрила.
Вода действительно была нам нипочем: собраться мы могли минут за десять; да и вообще, чем больше воды, тем лучше – по крайней мере затопит проклятые отмели, то и дело терзающие дно нашего каноэ.
Вопреки нашим надеждам после захода солнца ветер так и не стих. Стал завывать даже громче, так лихо выворачивая и сгибая ивовые ветки, словно это были хлипкие соломинки. Вой ветра изредка сопровождался странными раскатами грома, напоминавшими залпы мощной артиллерии, они раздавались то над водой, то над островом. Мне тогда подумалось, что столь необычные звуки может производить несущаяся в космическом пространстве планета, просто нам не дано это слышать.
Однако на небе так и не появилось ни единого облачка, и, едва мы успели отужинать, на востоке повисла полная чистая луна, затопив бескрайние поля уже не лепечущих, а жалобно стонущих ив ярким – почти как днем – светом.
Лежа на песчаном пятачке у костра, мы курили и под аккомпанемент всех этих ночных шелестов, грохотов и стонов как ни в чем не бывало обсуждали пройденный уже путь и прикидывали дальнейший маршрут. Карту мы разложили на пологе палатки, но из-за сильного ветра, колебавшего наш полотняный «стол», почти ничего не могли разобрать: приходилось то и дело его поправлять и гасить фонарь. В сущности, если бы не карта, нам было бы достаточно и света от костра, изредка выстреливавшего вверх фонтаны искр. В нескольких ярдах от нас бурлил, пришептывая и журча, поток, а временами слышался тяжелый плеск – это водная стихия отхватывала очередной кусок суши.
Разговор наш крутился в основном либо вокруг недоразумений, омрачавших наши привалы в Шварцвальде, либо то он, то я выуживали из памяти что-нибудь занятное, однако теперешнее свое положение мы оба, словно по уговору, старались