Утро отчасти воскрешает сомнения. Принимая душ, я вдруг вспоминаю о Мишель, представляю, что она стояла на этом самом месте и что тешилась теми же радостями, которыми Терри одаривал меня, и делается тошно.

Надо привести в порядок мысли и обо всем спокойно подумать, говорю я себе. Мы теперь снова вместе, это ясно, но не стоит бросаться в прежнюю жизнь очертя голову. По большому счету, совершенно такой, какой была раньше, она уже никогда не будет. Мы изменились, и нельзя не принимать это в расчет.

Выхожу в гостиную уже одетая. Терри — в халате — замирает с двумя чашками в руках и дурашливо, как ребенок, выпячивает губы.

— А я-то надеялся… что мы еще вернемся в постель.

До чего он мил, проносится у меня в голове. И как я могла надеяться, что заживу без него спокойнее, благополучнее и счастливее? С улыбкой беру у него чашку и делаю глоток кофе.

— Валяться в постели не время.

— Сегодня же воскресенье! — восклицает Терри.

— У занятых людей воскресений не бывает, — с важным видом заявляю я, опуская чашку на стойку.

Лицо Терри внезапно серьезнеет. Он поднимает указательный палец и о чем-то раздумывает. Судя по всему, о каких-то делах, про которые я невольно ему напомнила.

— Да, это верно. У занятых людей… — Он смотрит на меня, умолкает на полуслове, и его губы растягиваются в улыбке, а глаза становятся такими ясными, какими бывали в самые безоблачные времена. — Пообещай, что ужинать сегодня будешь со мной, — просит он.

Я уже собираюсь кивнуть, но меня что-то останавливает. Ах да, сегодня вечером я собиралась встретиться с Джимми. Конечно, можно было позвонить ему и сказать, что мои планы меняются. Но, во-первых, как-то это было бы непорядочно, а во-вторых, я чувствую, что мне нужен небольшой перерыв — чтобы, так сказать, перевести дыхание.

— Сегодня — нет, — как можно мягче произношу я.

Терри заметно грустнеет.

— А вот завтра — пожалуйста, — быстро добавляю я, подходя и кладя руки ему на плечи.

Он заглядывает мне в глаза и в какое-то мгновение кажется уязвимым и полностью зависимым от меня. Словом, таким, каким бывал во времена нашей совместной жизни в те минуты, когда поверял мне секреты и признавался в чувствах. Всматриваюсь внимательнее в голубизну его глаз.

Нет, сейчас в его взгляде есть что-то новое. По-моему, это боязнь вновь меня потерять. Она придает мне значимости в собственных глазах, дает повод поважничать.

Сознаю, что если вновь возомню себя королевой, то опять стану чего-то требовать и качать права. На миг делается страшно. Нет! На эту дорогу больше сворачивать нельзя. Она приведет туда же — в тупик.

Терри слегка сужает глаза.

— В чем дело? — спрашивает он, чувствуя, что мое настроение внезапно переменилось.

Качаю головой и улыбаюсь.

— Ни в чем. Все хорошо.

— Серьезно? — с легкой тревогой произносит Терри.

— Да.

Он целует меня и обводит мое лицо восхищенным взглядом. Легонько шлепаю его по плечам и убираю руки.

— Ну, я побегу.

— Я отвезу тебя, — говорит Терри, берясь за пояс халата. — Вот только ополоснусь и переоденусь.

Он уже делает шаг в сторону спальни, но я удерживаю его за руку.

— Спасибо, не нужно. Я доеду на такси.

Терри смотрит на меня растерянно, даже как будто с испугом. Клянусь, я ни капли не желаю мучить его. Хочу, напротив, доказать, что умею быть терпеливой, заботливой и бесконечно любящей.

— Просто отец меня заждался, — быстро объясняю я. — Еще начнет придумывать какие-нибудь истории. О том, как меня насильно напичкали наркотиками или сбили на дороге. — Усмехаюсь. — Думаю об этом, и душа не на месте.

Терри приковывает ко мне испытующий взгляд.

— Точно?

Приподнимаюсь на носочки и чмокаю его.

— Точно, — шепчу сразу после поцелуя, еще касаясь своими губами его губ.

— Если обманешь, я снова закурю.

— Снова? Значит, ты уже бросил?

— Вчера вечером.

— Прекрасно! Не люблю курильщиков.

— Завтра в семь я тебя жду, — говорит Терри.

— Гм… в семь я не смогу, — сообщаю я, вспоминая о своей новой работе. — Давай в половине девятого?

Терри на миг о чем-то задумывается и кивает.

— Где? — спрашиваю я. Мне на ум вдруг приходит безумная мысль: предложить встретиться в том самом ресторане, в котором он был тогда с Мишель. Но я не позволяю глупой шутке слететь с уст.

Взгляд Терри делается мечтательным.

— Может, в нашей любимой кафешке? С огромным мороженым в витрине?

Это кафе мы открыли для себя, когда сразу после свадьбы обратились в агентство недвижимости, расположенное напротив, чтобы на первое время снять жилье. Потом долго ездили туда в выходные и по вечерам, хоть и жили поначалу не в Манхэттене. Было что-то романтическое и в этой витрине с гигантским вафельным рожком и шариком мороженого сверху, и в кремово-розовой обстановке, и даже в изящных лампах на столиках. Потом нас закружил водоворот семейных дел, и мы мало-помалу забыли о своей милой традиции.

От радости, что Терри так к месту про нее вспомнил, я даже немного подпрыгиваю.

— Отлично! — Уже берусь за дверную ручку, когда он окликает меня. Поворачиваю голову.

— Минутку подожди. Хочу кое-что тебе отдать. — Он бежит в спальню, возвращается с пиджаком, в котором был вчера у деда, достает из кармана конверт, извлекает один билет и дорожный чек и протягивает их мне. — Пусть хранятся у тебя, — шепотом произносит он.

Как залог того, что мы поедем в это путешествие, говорит его горящий взгляд. Без слов беру бумаги, и какое-то время мы просто смотрим друг на дружку. Новых обещаний еще не сделано, не намечено нового пути, не сказано самых важных слов — в общем, нет никаких гарантий. Я не успела рассказать о том, что устроилась в салон, не осмелилась спросить, кто такая Мишель, не описала, как несладко мне жилось в разлуке. Но слова пока не нужны, а гарантии… Разве можно в любви что-либо гарантировать?

— Буду ждать завтрашнего вечера с огромным нетерпением, — шепчет Терри, проводя пальцами по моей голой руке и глядя на нее так, будто она музейная ценность.

— Я тоже, — отвечаю я. Порывисто сжимаю его руку и, пока из меня не хлынули фонтаном обострившиеся чувства, спешу уйти.

— Очень просто, — говорю я, прикидываясь невозмутимой, но при этом взволнованно теребя расстеленную на коленях салфетку. — Мы оба почувствовали, что не можем друг без друга, и сил бороться с этим нет.

Джимми покусывает губу и сидит, скрестив руки на груди. Он тоже хочет казаться спокойным, но у него это получается еще хуже, чем у меня.