На пороге появляется второй Шин, точно такой же. Он кричит: «Всё в порядке!», улыбается – и тут же оказывается рядом с нами. В воздухе что-то мелькает, дуло пистолета чиркает мне по шее и рвет нитку бус. Красные коралловые шарики прыгают по металлическому полу, и первый Шин тоже падает на пол. Его близнец сгребает меня зеленой рукой и швыряет в чьи-то руки за дверью. Темно…

26:17 ETC

Ох, ну надо же так перенервничать! Никогда раньше обмороков не было. Хорошо хоть, у них везде камеры наблюдения стоят. Говорят, меня скрутило, сразу как я в туалет вошла. А я даже и не помню, как туда входила!

Но медики у них в космопорте что надо, сразу видно. Пара витаминных уколов – и как новенькая. И главное, даже не опоздала на рейс! Еще целых сорок минут до вылета. А вот была бы история, если бы такой дорогой билет прогорел! Тогда бы я, наверно, в такой обморок хлопнулась, что парой уколов не обошлось бы…

А сейчас прослушала тебя, дневничок. Последняя запись: «Хотя насчет живота он наверное прав. Не надо было есть этот йогурт. Интересно, где у них тут туалет?»

Да, Андреас не зря предупреждал, а ты упрямая дурочка. Ну ничего, через сорок минут я буду с ним – и всегда-всегда буду слушаться!

26:32 ETC

Еще полчаса. Сижу как на иголках, перебираю шарики маминых бус. Говорят, они порвались, когда я в туалете на пол хлопнулась. До чего же добрые люди – собрали все бусины, связали снова и мне отдали! Одной только не хватает. Наверное, закатилась где-то там. Ладно, хватит и шестнадцати, не такая у меня толстая шея.

Хотя жалко всё равно. Мамин подарок, все-таки. Мама у меня немножко параноик, когда дело касается всяких записывающих устройств. Оно и понятно: в ее времена чипы памяти регулярно сбоили. Но сейчас-то всё иначе, и мой дневник никогда не глючит. Я даже никогда и не пользовалась теми логами, которые в бусы копируются автоматически из импланта. Просто бусы красивые, вот и ношу.

Может, все-таки сходить да поискать этот последний шарик? Еще целых двадцать восемь минут, успею…

14 сентября, 19:07 AEST

Я ушла от Андреаса. Ничего не могу с собой поделать.

Целых две недели всё было прекрасно. Его руки, и губы, и он весь, такой теплый, такой настоящий. И его замечательный дом, и друзья, и море… Даже ничего не писала в дневник все эти дни, так было хорошо.

Но какая-то смутная мысль то и дело выскакивала в голове – и подтачивала, подтачивала, как ледяной червяк. Особенно когда пальцы натыкались в кармане на бусину, найденную за раковиной в туалете космопорта, перед самым отлетом. Хотя и бусы-то я с тех пор не носила, Андреасу они не очень понравились. Но эта последняя бусина завалялась в кармане, словно хотела напомнить о чем-то.

В конце концов я не выдержала. Открыла в дневнике мамину любимую опцию, подключение к резервной памяти. И прослушала, что в бусине записано. Последний лог, который в самом дневнике почему-то не сохранился. Скопировала этот лог на место и прослушала всё снова. Раз десять, не меньше. Никакой это был не обморок. Они всё стерли.

Не знаю, что теперь делать. Весь день хожу по этому огромному теплому городу, кручу в пальцах эту холодную бусину, пытаюсь хоть чем-нибудь отвлечься. Бесполезно. Мне больше не нравится Земля. Мне не нравится Андреас. А ноги уже который раз сами собой выводят к космопорту. Я хочу домой. И еще хочу найти того, второго Шина. Сама не знаю, зачем.

Бедный Андреас, простит ли он меня? Перед нашей встречей он тоже копил кредиты. На свадебное путешествие. А сегодня утром перевел их мне и предложил купить билеты, куда я сама захочу. Он еще не знает, что я…

Какой-то посторонний звук. Ада повернула бусину, отключив голос блондинки. Прислушалась. Вот опять, в коридоре. У двери. Она вскочила, но спрятать бусы не успела.

В проеме отъехавшей двери стояла наставница. Никогда раньше Ада не видела свою няню такой… помятой.

Даже в самых диких практах Вэри сохраняла прямо-таки кукольную аккуратность в одежде, точно рекламный андроид с витрины бутика. Ни складки на оби, ни волоса из прически. Края трехслойного шелкового кимоно выступают ровно на палец из-под друг друга – белый, синий, желтый, «ирис на снегу».

Сейчас левый рукав няни был разодран почти до плеча. На щеке синяк, несколько прядей черными змеями вылезли на лоб. Ореховые глаза сканируют ученицу, зрачки вспыхивают, вот это уже знакомое – осуждение, почти презрение во взгляде:

– Что у тебя?

– Там была девушка на выходе… – Ада протянула бусы наставнице. – Я не успела… пришлось взять.

Вот же дура. «Пришлось». Сколько тебя учили: никаких прямых физических контактов в чужой среде! А ты допустила, чтобы тебе неизвестно что прямо в карман положили. Неудивительно, если сейчас по башке получишь от няни. И хорошо, если просто рукой, а не острым концом веера.

Однако наказания не последовало. Наставница взяла бусы, на миг замерла, покачнулась… и уронила их на пол. Ада поспешила к ней, но Вэри отвела ее руку.

– У меня проблемы с координацией… Связи с Тканью нет, даже местный лоскут не отвечает. – Наставница рассеянно смотрела куда-то в пространство. – Здесь вообще ничего не отвечает, все искины блокированы. Надо найти твоего отца.

– Но они сказали, что папа…

– Ты еще не врубилась?! Станция захвачена. Захватчики имитируют персонал. Что им нужно, неизвестно. И мой Третий Глаз совершенно бесполезен. А без него я… сама знаешь. Так что включи мозги: не говорил ли тебе отец перед вылетом чего-нибудь такого, что помогло бы нам найти его? Иначе у нас вообще никаких зацепок на этой Европе.

– Нет, ничего такого… – пробормотала Ада.

Переключиться на то, о чем ее спросили, не получалось. Всё так быстро. Отец должен был встретить. Потом пропал без вести. А теперь, выходит, не он пропал, а мы пропали. В голове не укладывается. Душа не успевает долететь.

Она перевела взгляд на дверной проем за спиной наставницы. На полу коридора что-то лежало. Ада выглянула в коридор. Два тела в форме сотрудников космопорта, под головой одного медленно расползается багровое пятно.

– Это ты… их?

– Да. Поэтому нам надо спешить. Вспоминай про отца. Хоть что-нибудь.

Ада молчала. Красное пятно приковало к себе взгляд. С одной стороны лужа слегка смазана. Словно у тюльпана отогнулся лепесток. Лепесток указывает в коридор налево.

– Куда ты уставилась? Я же просила тебя подумать!

Неужели она меня проверяет, удивилась Ада. Нет, вряд ли. Просто дает понять, что ситуация неподходящая для таких… Стоп.

Разве ты видела свою наставницу в подобной ситуации? Нет. И ничего не знаешь о том, что она чувствует. Постоянное подключение к Ткани, на каждом шагу помощь личного искина высшего класса… и вдруг полное затмение. Может, она тоже испугана. И точно так же, как ты, хватается за случайные соломинки. Ты схватилась за детскую игру. Она – за поиск информации об отце. Неизвестно, чья соломинка лучше. А значит…