Но важнее всего то, что Генрих показал своим подданным, как проклинавшим его за религиозные преследования, так и восхвалявшим за царственность, новую, совсем иную, чем прежде, любовь. Теперь мужчины и женщины знатного и простого происхождения могли поверить, что идиллическая и плотская любовь – одно и то же.

Новое отношение к любви породило великих мужчин и удивительных женщин. Это был век Рэли и Дрейка23, Елизаветы I. Это была эпоха величайшего романтического писателя всех времен – Уильяма Шекспира.

Англия подала пример, первой вступив со своими писателями на долгий и трудный путь западной цивилизации к идеальной любви.

И сегодня Запад и добрая часть Востока по-прежнему руководствуются в своей практике англосаксонской концепцией дозволенного и недозволенного в любви и браке.

Пусть им кажется, будто они следуют лучшим или худшим традициям и обычаям по сравнению с теми, что сложились в Англии после Реформации. Несомненно, любовь англичан послужила образцом для других влюбленных во всем мире.

Одним из славных событий елизаветинского века стал брачный союз чувственности с красотой. Поэты и драматурги усвоили возвышенные концепции рыцарства и куртуазной любви, позаимствовали греческие и римские любовные теории и создали портрет секса, одновременно физического и духовного.

Эту идею несет Шекспир, все прочие писатели того времени, а также лучшие мужчины и женщины «Золотого века» Англии. Пожалуй, восхищение женщиной как смертной Венерой наиболее лаконично выражено в «Поэтической рапсодии» неизвестного автора, опубликованной в 1602 г.:

Никакие волнения и перемены XVII в. не смогли до конца победить новый взгляд на любовь. В ту эпоху родилась – и с тех пор никогда полностью не умирала – современная мысль о том, что сексуальные побуждения толкают мужчину и женщину на достижение недостижимого, на чудесное совершение невозможного.

Пришел новый век с новыми идеалами, но спросим, повторяя Литтона Стрейчи24: «Как дать ясное представление об их утонченности и наивности, деликатности и жестокости, добродетели и похотливости?»

Дальше он говорит:

«…безусловно, по земле никогда не ступала столь барочная личность, как величайшее явление елизаветинской эпохи – сама Елизавета… Под ее непроницаемыми одеждами – огромным кринолином, накрахмаленными оборками, широченными рукавами, жемчугами, шлейфами, золотым кружевом – исчезали женские формы, вместо которых мужчины видели имидж – величественный, поразительный, самостоятельно созданный имидж царственности, неким чудом оживший».

Елизавета спасла своей женственностью и себя и Англию. Литтон Стрейчи продолжает:

«У окружавших ее в старости молодых людей она училась и прочно усваивала выражения романтической страсти. Государственные дела совершались под фанданго вздохов, экстаза, торжественных заявлений. Успехи принесли ей колоссальный престиж, который возрастал еще больше в трансцендентальной атмосфере личного обожествления. Приближаясь, мужчины ощущали сверхчеловеческий эффект ее присутствия. Никакое почтение не казалось чрезмерным перед подобной божественностью».

Елизавета возвысила женский пол от полного ничтожества до высшего превосходства. Любовь стала прекрасным изящным чувством, ибо женщин обожали, обхаживали, ожидая от них вдохновения мужчин.

Томас Отуэй писал:

Жорвен де Рошфор в своем «Описании Англии» сообщает:

«Этот народ высоко чтит своих женщин, за которыми ухаживают со всей мыслимой галантностью… Англия – рай для женщин, тогда как Испания и Италия для них – чистилище».

Но женщины, нравственные или безнравственные, были прекрасными, желанными, соблазнительными. Джон Донн, бывший до принятия святых обетов страстным любовником, написал стихи, свидетельствующие о радости и удовольствии елизаветинцев от любовной игры:

Сбрось пояс…

В любовной жизни подданных этой новой Англии неизбежно присутствовали и низменные страсти. Мужчины были энергичными, мужественными, в моду вошли пираты, искатели приключений вроде Дрейка, Хокинса25, Рэли.

Конечно, кроме Елизаветы были другие женщины – оригинальные личности с сильным характером. Одна из них – Мэри Герберт, графиня Пемброк, сестра сэра Филипа Сидни26. Красавица, покровительница мудрецов и ученых, опытный химик, она проводила много времени в лаборатории со сводным братом сэра Уолтера Рэли.

По свидетельству Обри27, «она была весьма сладострастной, приказав по весне, когда жеребцы лезут на кобылиц, приводить их к той части дома, где имелась наблюдательная площадка, откуда смотрела и радовалась их занятиям, а затем и сама предавалась им с собственными жеребцами. Одним из великих ее кавалеров был горбун Сесил, граф Солсбери».