Петр только покачал головой.

— Мы ведь даже не знаем, кому принадлежит этот горшок с рыбой. Если ты будешь продолжать свои упражнения и дальше, я буду вообще ни на что не способен, и я не думаю, что это…

Неожиданно до них донеслись звуки шагов: кто-то медленно и тяжело шел по деревянному помосту к крыльцу. Сашино сердце начало биться в такт с этими звуками, напоминающими глухие удары, как только Петр схватился за свой меч.

— Помоги мне подняться, — сказал он, и Саша, понимая, что у них нет другого выхода, на тот случай, если придется защищаться, подошел к Петру с таким расчетом, чтобы подставить свое плечо под его здоровый бок. Он безнадежно старался поднять его, в то время как Петр все пытался ухватиться за выступ печи.

В этот момент щеколда поднялась, дверь распахнулась, и худой, с редкой бородой старик, одетый в рваный кафтан, медленно перешагнул через порог, освещаемый светом горевшего очага.

— Разбойники! — закричал он в припадке негодования. — Воры! — Его злобный взгляд чем-то напоминал дьявола, а в руке он держал крепкий посох, который явно был готов использовать.

— Нет! — закричал Саша, удерживая Петра за руку, наполовину от страха, что Петр может пустить в ход свой меч, а наполовину потому, что он был единственным, что еще как-то удерживало Петра на ногах. — Пожалуйста, господин! Мы никакие не воры. Мы вошли сюда потому, что мой приятель ранен.

Старик перехватил посох и пристально посмотрел на них. Один его глаз видел явно лучше другого, а рука, сжимавшая посох, была шишковатой, по старчески кривой, но все еще достаточно крепкой, чтобы двумя ударами разделаться с мальчиком и с Петром, если учесть состояние, в котором тот находился.

— Брось меч! — приказал старик, тем временем, уравновешивая в руке посох.

— Я думаю, что нам следует быть благоразумными, — обратился Саша к Петру, который почти всей тяжестью повис на его плече, и Саша едва выдерживал его вес. — Петр, ведь этот дом принадлежит ему, а нам некуда больше идти, поэтому делай, что он говорит!

— Брось его! — повторил старик, угрожающе направляя тяжелый конец посоха в ту сторону, где перед ним находились две ничем незащищенные головы, в то время как Петр постепенно слабел, беспомощно опускаясь на пол и стукаясь головой о печные камни.

Он медленно, но упорно терял сознание. Саша опустил на одеяло и взглянул на старика, не обращая внимания на посох, который подрагивал в воздухе на расстоянии руки от его лица.

— Господин, — сказал он, стараясь унять дрожь, от которой у него постукивали зубы, — меня зовут Саша Васильевич Мисаров, а это Петр Ильич Кочевиков, мы оба из Воджвода. И мы не воры. Петр ранен, и в таком состоянии прошел со мной через этот лес…

— Ни один порядочный человек даже близко не подходит к этому лесу.

— Но нам пришлось бежать!

— Это в таком-то возрасте? — Конец посоха вновь сделал угрожающее движение. — Лучше говори правду.

— У него была любовная интрижка со знатной госпожой, но женщина проболталась об этом, а ее муж ранил его мечом. Я же помог ему убежать.

— А теперь украл мою еду, мои одеяла и еще к тому же по-хозяйски расположился у меня в доме!

— Деньги, — пробормотал Петр и сделал слабое движение рукой. — У меня есть деньги. Дай их ему.

— Деньги! Что здесь можно купить на них? Разве ты видел хоть кого-нибудь здесь? Я ловлю рыбу и гну спину на своем огороде, а ты предлагаешь мне деньги! — Он толкнул Сашу в плечо концом посоха, причем сделал это не один раз. — Но с другой стороны… — Теперь посох опустился, с грохотом ударяясь об пол, и Саша вновь взглянул на лицо старика, поражаясь тому, что он никогда еще не видел ни такой усмешки, которую можно встретить лишь у волка, ни таких глаз, напоминающих те, что чаще всего встречаются на изображениях дьявола.

— С другой стороны… ты не похож на законченного вора.

— Нет, уверяю вас в этом.

— А умеешь ли ты работать, мальчик?

— Да, господин, — сказал Саша едва слышно. Это прозвучало как заключение сделки и подразумевало пищу и крышу над головой, и внезапно он почувствовал в этом хоть маленькую надежду для них обоих.

Ему не очень-то понравилось, когда старик вцепился в его руку, поднимая его на ноги, и долго смотрел ему в глаза, пока Саша не почувствовал, что уже не может отвести своего взгляда. Пальцы у старика были крепкие и очень сильные, а темные глаза влажно блестели, и невозможно было определить, что они выражают на самом деле.

— И ты будешь делать все, что тебе прикажут?

— Да, господин.

Петр, тем временем, пытался сесть. В этот момент тяжелый конец посоха опустился вниз. Раздался легкий звон, и меч, за которым потянулся было Петр, оказался от него еще дальше, почти у самых ног старика. Саша упал на колени между посохом и головой Петра и замер, чувствуя, как у него вот-вот остановится сердце.

Но внезапно в очаге зашипело: это кипящий в горшке ужин начал уходить через край.

— А ну-ка, останови его! — сказал старик. — Дурак! — И Саша, подпрыгнув едва ли не на месте, завернул рукав на ладонь и, развернув крюк, на котором был подвешен горшок, отвел его от огня. Старик, тем временем, подхватил меч и, пройдя через комнату к столу, смахнул с него концом меча очистки репы.

— Я уже вижу, ты ел мой ужин, ты разворовал мои запасы…

— Я всего лишь добавил немного репы в горшок, господин, с учетом того, что нас было двое…

— Я должен поужинать, — сказал старик, пододвигая лавку поближе к столу. Он поставил свой посох и меч, отобранный у Петра, около стены по обеим сторонам стола, и ударил костяшками пальцев по деревянной поверхности. — Малый! Я жду!

— Ведь он сумасшедший, — прошептал Петр, безуспешно пытаясь подняться, и соскальзывая вниз вдоль печной стены. — Будь осторожен.

— Мальчик!

Саша схватил черпак, наполнил котелок из горшка, поставил его на стол и положил рядом с ним ложку, а когда старик принялся за еду, то он успел наполнить водкой чашку и поставил ее перед ним.

— Узнал, где взять это? — сердито проворчал старик. — Вор!

— Я прошу прощенья, господин. — Саша сделал короткий нервный поклон и встал, заложив руки за спину, когда старик все-таки решил сделать глоток-другой.

Клочковатые брови старика медленно поднимались и опускались по мере того, как он ел.

— Что ты умудрился сделать с этим?

— Я положил только соль. Ну, еще немного укропу… — Но ему показалось слишком самонадеянным продолжать рассказывать об этом. Саша прикрыл свой рот и прикусил губу.

Брови задвигались вновь, но на это раз уже не были столь сердито насуплены. Старик проглотил вторую и третью ложку и, казалось, был вполне доволен поданным ужином. Он выпил еще, затем последовала четвертая ложка, а чашка с водкой была мгновенно выпита почти залпом, и лишь небольшие капли остались на его редкой бороде.