— Хотите что-то купить? Ах да, это же у вас умер брат, потому ваша мать с вами и не пришла. Бедняжка, целыми днями на кладбище, а ведь никто от нее такого не ожидал, — выпалила она единым духом. — Деньги-то у вас, по крайней мере, есть?

Адриана чуть не приклеила ей на нос Леонардо да Винчи и тут же, аккуратно сложив, спрятала купюру обратно в карман. Затем мы спокойно выбрали шерстяное пальто густого зеленого цвета, просторное, на вырост.

— Будет мне в самый раз, когда я перейду в среднюю школу, — сказала сестра хозяйке магазина, вертя головой и пытаясь рассмотреть в зеркало складку на спине. Старое пальто с наполовину отпоротой подкладкой мы бросили там же, под скамейкой.

Потом она шла домой, стараясь не шевелить ступнями в новых мокасинах, чтобы их не испортить. Мы накупили сыра, выпечки и сладостей, не зная, что говорить, если у нас спросят, откуда все это взялось. Наверное, пришлось бы сказать, что мы нашли кошелек с деньгами.

— Наверно, ничего и не надо будет объяснять, если мы съедим это все вместе, — предположила Адриана.

Действительно, никто ни о чем не спросил, мать, как всегда, была погружена в свое горе, отец не мог думать ни о чем, кроме своих долгов. Оставались братья. Мы ограничились тем, что приготовили им целый поднос хлеба с «Нутеллой». Джузеппе я тоже дала пару чайных ложечек.

Всю неделю мы покупали то, что хотели, прежде всего сладости, но потратили совсем немного денег. Вечером, когда снова пришел человек из похоронной конторы, мы долго не могли дозваться отца в нашу комнату, а когда он наконец к нам заглянул, положили ему в руку деньги. Так Винченцо сам оплатил свои похороны.

До праздников оставалась неделя. Перед обедом на голом столе появились два небольших ящика с апельсинами, которых в этом доме прежде не видывали. Сбоку стояла коробка с уложенными в несколько рядов банками консервов: несколько рыбных, с тунцом, большая часть — мясных. Наверное, кто-то приходил утром, после того как мы с Адрианой ушли в школу, чтобы принести запоздалые соболезнования. Несколько раз я почувствовала другой цитрусовый запах, такой легкий и неопределенный, что, вероятно, он мне просто почудился.

Джузеппе сидел в углу и хныкал: он откусил кожуру апельсина и убедился в том, что она горькая. Не выходя из комнаты, мать заявила, что у нее болит голова и она ничего не готовила, после чего велела открыть на обед банку консервов и хорошенько приглядывать за ребенком. Несколько дней назад мать снова стала понемногу заниматься домашними делами, но время от времени неожиданно уходила к себе в спальню и часами лежала с открытыми пустыми глазами.

Я очистила Джузеппе апельсин с того места, где остался след его зубов, отделила дольку и дала ему. Он заморгал и скривил губы: сок показался ему слишком кислым. Но потом, когда он распробовал сладость апельсина, стал требовать еще. Адриана открыла мясные консервы, и мы съели их прямо из банки, по очереди выуживая кусочки вилками. После того как сестра спустилась с ребенком к вдове, я осталась одна. В родительской спальне царила тишина.

После обеда никаких дел по дому у меня не было, я бродила от стены к стене, скучая и не находя себе места. Целая куча ярких фруктов на столе. Моя приморская мать была помешана на витамине С и, когда я занималась балетом, всегда давала мне перед уроком, прямо в машине, два уже очищенных апельсина. Они очень полезны перед физической нагрузкой, говорила она. Внезапно меня осенила одна мысль, и я пошла прямиком к шкафу. Нашла сумку, набитую обувью, которую в августе привезла с собой; все лежало вперемешку, и я стала рыться внутри. Пальцы сами по памяти нащупали в глубине балетные пуанты, я пошла на кухню и надела их к своей обычной клетчатой юбке. Атласные ленты были потертыми и немного испачкались. Пальцы ног сразу заныли, как бывало всегда после перерыва на летние каникулы. Из окна на мои ноги падал ромб холодного света. Я потрогала подъем, потом мышцы икр: они ослабели без тренировки. Но пока что были на месте. Слегка держась за спинку стула, я попыталась, став в пятую позицию, подняться на пуанты и сделала батман тандю, завершив его плие.

— Я так и сказала, что тебе нужно вернуться в город и поступить в старшую школу, это будет хорошо, — раздался с порога голос матери. Она стояла, разведя ладони, на лице было почти восхищение. — Сегодня утром приезжала Адальджиза, и мы говорили о тебе. Но мы с твоим отцом и сами об этом думали, так что эта всезнайка Перилли могла бы помолчать. Здесь ты только время зря теряешь, ничего у тебя не получится. В будущем октябре тебе надо пойти в хорошую школу. Адальджиза согласна.

Этот запах, смешанный с ароматом апельсинов, мне вовсе не почудился.

— Значит, они меня забирают… — проговорила я сдавленно, не в силах разжать зубы.

Я села, ноги стали ватными и не держали меня, так что делать экзерсисы я бы все равно не смогла.

— Нет, не забирают, но в конце лета мы подумаем, как устроить тебя в городе.

— Почему она приехала, когда меня не было дома? Не могла подождать?

— Синьора, которая ее привезла, очень торопилась. Адальджиза поздно узнала о моем бедном сыне и хотела его навестить.

— Как это — поздно узнала? Отец ведь был на похоронах!

— Дядя, — поправила она. — Понимаешь, он ей не сказал.

— Странно. Как она себя чувствует?

— Ну, вроде неплохо, — торопливо ответила она, почти отвернувшись от меня. — Ты видела, сколько всего она нам привезла? Надо убрать на место.

Она сняла коробку со стола, поставила в подвесной шкаф. Как обычно, она замкнулась в себе, не желая ничего обсуждать. Мои вопросы не доходили до нее. Она что-то забормотала себе под нос: эта привычка появилась у нее после того, как она немного оправилась после смерти Винченцо. Обращаясь к консервным банкам, она спросила, что в них, посетовала, что полка слишком высокая, ей самой не дотянуться, а ее бедного сына сейчас нет.

Я сидела на стуле, не помогая ей, и чувствовала, как внутри меня постепенно поднимается ярость. Сначала она лишила меня сил, потом высосала кровь из каждой вены. Я сняла пуанты, чувствуя себя усталой, как изможденная старуха. Разгладила атласные ленты, понюхала свои балетные туфли, пытаясь уловить свой прежний, беззаботный запах. Внезапно, словно мне вкололи какое-то быстродействующее средство, я ощутила в себе разрушительную силу. Протянула руку и схватила первое, что попалось, — апельсин. Он был мягким, чуть подгнившим сбоку. Я вцепилась в этот апельсин загрубевшими пальцами, проткнула его до середины и продолжала давить, пока не прорвала кожуру с другой стороны. Я трясла рукой с апельсином, оранжевым, как солнце. Сок стекал по моему запястью, намочил блузку. Не помню, когда я не глядя кинула его в стену, но он пролетел в нескольких сантиметрах от ее головы. Она даже не успела обернуться, когда я спихнула со стола ящик, и фрукты раскатились по полу в разные стороны.

— Ты с ума сошла? Эй, что на тебя нашло?

— Я не посылка, чтобы переправлять меня то туда, то сюда! Я хочу встретиться с матерью, ты сейчас же скажешь мне, где она, и я поеду туда. Одна. — Я стояла перед ней, и меня трясло.