Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А Одд, он-то как?
— Спроси у него самого. — Финн кивком показывает на кого-то у нее за спиной.
Она оборачивается и тотчас опять исчезает в объятиях.
— Нет, вы только гляньте, кого к нам занесло! — кричит Одд брату поверх ее головы. — Я было заподозрил, мамаша новый трюк придумала, чтоб заманить нас к себе.
Через несколько долгих секунд он чуть ослабляет хватку, и Карен откидывает голову, чтобы посмотреть на него. Огонь поблек, лишь несколько рыжих прядей пламенеют в поседевших волосах Одда, зачесанных назад над высоким морщинистым лбом.
— Ох, Синичка, как же я рад тебя видеть.
— И я рада, Odd one[7], — говорит она.
Не сводя глаз с Карен, он громко окликает:
— Гуннела, черт побери, подойди поздоровайся!
Жена Одда встает со своего места возле двери, не спеша подходит, протягивает руку:
— Привет, Карен, давненько не видались.
Тусклые платиновые волосы собраны на макушке в высокий пучок, леггинсы с леопардовым узором. Улыбка прохладная, рукопожатие вялое. Карен отмечает, что в весьма глубоком декольте она почему-то сделала татуировки — имена своих детей, внуков и мужа.
— Привет, Гуннела, мы и впрямь давненько не видались.
Обе умолкают, и, чтобы не молчать, Карен вслух прочитывает замысловатые буквы:
– “Одд”, “Тина”, “Кевин”, “Лиам”. Практично, я тоже с трудом запоминаю имена.
Она сразу сожалеет, что пошутила, но Гуннела, похоже, сарказма не заметила.
— Я только что стала бабушкой, так что скоро добавится еще одно имя, — гордо объявляет она. — У Тины родилась дочка. Ясмина, так ее назовут.
А как же иначе, думает Карен и отводит взгляд от ее выреза.
В следующий миг она цепенеет.
И, не сводя глаз со спины Одда, который спешит к холодильнику, мысленно чертыхается. Ясность пришла сразу и радости не доставила: за одиннадцать лет она видит кузена не впервые. Видела его еще вчера утром, на пароме в Турсвике.
С растущим неудовольствием она глядит на длинную, тонкую седую косицу на спине брата.
* * *
Когда Карен выезжает на магистраль, на часах двадцать минут десятого вечера. Живот пучит от смородинного сока, кофе, пива и рагу, которое через час действительно оттаяло в микроволновке и было зажарено. Баранья печенка с ячневой крупой, луком и гвоздикой — вкуснотища, конечно, как раньше, однако не случайно это блюдо по традиции запивают доброй порцией спиртного, чтобы помочь пищеварению. Сегодня ей пришлось отказаться от этой помощи, несмотря на уговоры. Ее личный лимит допустимых промилле ниже законодательного. И намного ниже того, какой считает приемлемым ее родня.
“Черт побери, Синичка, забудь, что ты полицейская. Без доброго выпивона всю ночь мучиться будешь. А в аварию ты здесь вряд ли угодишь…”
На выручку пришла Ингеборг:
“Заткни варежку, Одд”.
Он мгновенно замолчал. Карен не уверена, понял ли он, что допустил промашку, или власть Ингеборг в семье до сих пор так велика, что одного ее слова достаточно. В таком случае едва ли для нее будет новостью, что младший сын состоит в криминальной байкерской группировке.
Карен не хочет говорить об этом с самим Оддом. Позднее, вероятно, придется, но не сейчас. Вместо этого спросила у Финна, когда они вышли во двор покурить:
“Одд давно в «ОР»?”
Без тени удивления он ответил:
“С тех пор как они перебрались в Тюрфаллет, по-моему. Ты не знала?”
В его глазах мелькнул огонек недоверия.
“А откуда мне знать? Кой-какие имена мне знакомы, по крайней мере имена главарей, но у них ведь нет сайта со списком всех членов. К тому же я не участвовала в расследовании дел, связанных с «ОР»”, — добавила она.
“Почему ты, собственно, оказалась здесь?”
В голосе Финна сквозили незнакомые нотки. Впервые после приезда она почувствовала, как из тепла пахну́ло холодком.
“Я же сказала. Чтобы расследовать смерть Фредрика Стууба”.
“Всего-то?”
“Да. Если, по-твоему, расследование убийства это всего-то”.
“Ну, тогда не знаю, с какой стати «ОР» убивать старикана Стууба, если тебе так кажется”.
“Я этого вообще не говорила. Просто спросила, давно ли Одд в «ОР»”.
“Раз ты здесь и задаешь вопросы как полицейский, поговори с братом напрямую”.
“Я спросила как кузина”.
“Да нет, Карен. Не как кузина”.
* * *
Когда через некоторое время она села в машину, после долгих протестов и обещания вскоре заехать снова, все вышли во двор проводить ее. Финн на прощание поднял одну руку, а другой обнял за плечи Одда.
Будит ее жужжание мобильника. Бросив взгляд на дисплей, она осознает два факта. На часах двадцать две минуты шестого утра, а звонит ее начальник. Секундой позже до нее доходит, что то и другое не случайно. Она прикидывает, отвечать или нет, потом с усилием садится, откашливается и как можно более ясным голосом отвечает:
— Привет, Юнас.
— Спишь?
— Нет, как можно! Ты ведь не стал бы звонить, если бы так думал?
Ирония пропала втуне. Юнас Смеед с явным раздражением втягивает носом воздух.
— Почему ты не позвонила? — коротко бросает он. — Мы же договорились, что ты будешь меня информировать.
Карен трет ладонью глаза, смотрит на поднос на ночном столике. С разочарованным вздохом встает, берет чайник и идет в туалет.
— Вообще-то я собиралась позвонить тебе чуть попозже.
Прижав трубку ухом к плечу, она откручивает кран, ополаскивает лицо, наполняет чайник.
— Ты чем там занимаешься, черт побери? Писаешь?
— Чайник хочу поставить, если не возражаешь. И ты прав, я спала. У тебя там, наверно, давно миновал полдень, но здесь всего лишь раннее утро, начало шестого.
И ты прекрасно это знаешь, думает она.
— Сама виновата. Если б позвонила, как мы…
— Ладно, — перебивает она. — Пока сообщить особо нечего, потому я и хотела подождать до вечера. Но, если хочешь, могу доложить то немногое, что у нас есть.
— Выкладывай.
Она включает чайник, садится на кровать. Потом тянется за записной книжкой на ночном столике.
— Не знаю, многое ли тебе уже известно, поэтому сперва коротко изложу факты. Фредрик Стууб, семьдесят два года. Найден мертвым в старом затопленном угольном карьере Карбю, чуть к северу от Скребю. И на месте обнаружения, и на теле заметны явственные следы, свидетельствующие, что Стууба волокли, а затем столкнули с обрыва. До того он, по словам Брудаля, получил мощный удар в челюсть, просто сокрушительный, после чего его пнули ногой по голове, а потом, стало быть, проволокли метров восемь. Затем его столкнули с обрыва, он раскроил череп о выступ скалы и упал на камни. Именно там его сестра Гертруд Стууб и обнаружила тело.