Но шутили не все. Один молодой человек заподозрил неладное и решил позвонить редактору «Сент-Пол пайонир пресс», а тот перезвонил в полицию. Дежурный полицейский, на счастье Баркеров, передал информацию Тому Брауну. Тот немедленно выскочил из своего офиса и позвонил из телефона-автомата приятелю, который и предупредил Баркеров. Весь вечер соседи наблюдали, как бандиты носятся по дому, хлопают дверями и швыряют чемоданы в машину.

Когда на следующее утро двое полицейских пришли осмотреть дом, он был пуст.

К тому времени, когда Баркеры выбрались из Сент-Пола, остальные члены банды уже успели добраться до чикагских квартир. Из газет они с изумлением узнали о бойне в Канзас-Сити. Все, кто был связан с бандой, понимали, что это дело рук Верна Миллера, который пытался спасти своего друга Фрэнка Нэша.

Этим утром в Мэйвуде, пригороде Чикаго, Волни Дэвис, приятель Дока Баркера, оставался дома, в своей квартире на втором этаже, и нервно шагал из угла в угол.

«После этой стрельбы начнется заварушка», — сказал он своей подружке Эдне Мюррей по прозвищу Кролик. Они принялись обсуждать, что теперь делать, как вдруг услышали гудок автомобиля. Эдна подошла к окну и, к своему ужасу, узнала в стоящем внизу блондине Верна Миллера.

— Кучерявый дома? — спросил он.

— Да, — ответила Эдна.

Дэвис тоже подошел к окну.

— Выйди-ка на минутку, — сказал ему Миллер.

Эдна видела, как Дэвис спустился, поставил машину Миллера в гараж на другой стороне улицы, а затем протянул Верну ключи от своей машины.

Немного погодя Миллер поднялся в квартиру и упал на диван. «Еле на ногах стою, — сказал он. — Выбраться из Канзас-Сити оказалось непросто. Есть у вас йод?» У него был поранен палец. Пока Эдна смазывала рану йодом, речь Миллера становилась все более фаталистической. «Я теперь человек, которого полиция хочет поймать больше всех на свете. Конечно, меня вздернут за это дело. Я ведь говорил с женой Нэша накануне и обещал ей помочь Фрэнку. Она даст против меня показания».[23]

На следующий день Миллер уехал, а потом вернулся вместе со своей подругой Вайолой (или Вай) Матиас. Они оставались в квартире Дэвиса три дня, а потом исчезли.

Бойня в Канзас-Сити — десять секунд стрельбы из автоматов и гибель пяти человек — навсегда изменила американское законодательство. ФБР мобилизовалось и через несколько месяцев превратилось в главную федеральную полицейскую силу. Это позволило Гуверу сохранить рабочее место: через шесть недель после бойни его официально утвердили на посту директора на новый срок. Государство объявило Войну преступности, и через некоторое время людям Гувера действительно предстояло столкнуться с настоящими преступниками.

Однако все это происходило не сразу. Вопреки расхожим мифам надо сказать, что на следующее утро после бойни не было никакой пресс-конференции, на которой Гувер якобы объявил войну гангстерам. Он говорил с репортерами по телефону, оставаясь в своем офисе, но при этом ограничивался ответами на вопросы о происшедшем в Канзас-Сити. «Мы будем искать преступников до тех пор, пока не найдем их, даже если это займет годы, — сказал он корреспонденту „Канзас-Сити стар“ через несколько часов после события. — Мы никогда не оставим расследования этого дела».

На самом деле импульс для широкомасштабной Войны с преступностью исходил не от Гувера, а от его нового шефа — министра юстиции Гомера Каммингса. Он посвятил всю весну изучению возможности начать общегосударственную борьбу с криминальным миром. Бойня только дала администрации президента повод, необходимый для того, чтобы предъявить обществу эту идею. 29 июня, через двенадцать дней после преступления в Канзас-Сити, Каммингс объявил о ряде мер, которые и были главными составляющими Войны с преступностью: во-первых, назначение специального прокурора Джозефа Кинана; во-вторых, пакет законов, предусматривающих, среди прочего, квалификацию убийства федерального агента как федерального преступления; в-третьих, создание специальных подразделений внутри ФБР, которые должны заниматься особо важными делами. Каммингс предлагал изучить вопрос о возможности создания федеральной полиции на базе ФБР с привлечением сотрудников из Бюро по контролю за соблюдением сухого закона (которому оставалось существовать недолго). «Нью-Йорк таймс» поместила известие об этом на первую полосу.

Каммингс тем летом несколько раз давал интервью. «Рэкет стал настолько распространенным явлением, что правительство обязано принять меры по уничтожению всей этой армии преступников», — сказал он в первом из них. Выступая на встрече с представителями организации «Дочери американской революции»,{33} он заявил: «Мы сейчас ведем войну с теми, кто угрожает безопасности нашей страны, — войну с организованной преступностью».

Реакция общества на это была двойственной: с одной стороны, энтузиазм, с другой — сомнения. «Вашингтон пост» писала в передовой статье: «Редко, когда открытое пренебрежение законом проявлялось столь страшно, как в Канзас-Сити в эту субботу». Правительственные чиновники и раньше объявляли войны гангстерам, и многие не видели разницы в том, кто будет бороться с преступностью — ФБР или какое-то другое агентство. Один колумнист писал: «Министерство юстиции отлично проявило себя в ловле фальшивомонетчиков, почему бы ему не справиться с грабителями с большой дороги?»

В призыве к Войне с преступностью был и корпоративный интерес: до этого Каммингсу никак не удавалось найти способ удержать Министерство юстиции от постоянных сокращений. Нельзя сказать, что идея создания федеральной полиции немедленно нашла всеобщую поддержку, для этого потребовалось время. Да и главные преступления, которые ФБР выдвигало в качестве аргументов, — бойня в Канзас-Сити и похищение Хэмма, — интенсивно освещались прессой только на Среднем Западе, и резонанс, вызванный похищением сына Линдберга, в свое время был куда сильнее.

Но призыв Каммингса оказался созвучен намерениям «архитекторов» «Нового курса» из администрации Рузвельта. Они поддержали министра, связав его идею с усилиями правительства по преодолению Великой депрессии. К осени Война с преступностью стала центральным пунктом в рузвельтовской политике консолидации сил и одним из главных положений в президентском послании о положении в стране, которое Рузвельт направил в конгресс в январе. Благодаря этому малоизвестное бюро в составе Министерства юстиции превратилось в краеугольный камень «Нового курса». Если Гуверу и его новичкам-агентам удастся справиться с «именитыми» преступниками, это окажется веским доказательством правильности политики президента.

Такие соображения правительственных чиновников позволили Гуверу собрать значительные ресурсы в первые дни после бойни. Были зачислены на службу и отправлены в тренировочные классы десятки новых агентов. Было закуплено оружие, и приходилось учить людей с ним обращаться. Участники программы ФБР по обучению стрельбе поначалу представляли собой редкостных мазил. Нью-йоркские агенты тренировались на ферме, паля по тыквам и бутылкам из-под газировки, а отделение в Цинциннати призвало в качестве инструкторов местных полицейских. В Чикаго начальник отделения попросту роздал новичкам револьверы и сказал: «Вот вам пушки, ребятки, а теперь поучитесь-ка сами из них стрелять».[24]Один из ветеранов ФБР вспоминал: «У нас в Канзас-Сити оказался только один пистолет 32-го калибра. Так вот, мне как-то приказали взять эту пушку и патроны к ней и отправиться в один офис. Я пошел, а когда дошло до дела, то оказалось, что патроны не того калибра».[25]Такова была армия новичков, с которой Гуверу предстояло раскрыть два самых громких преступления и своими победами в Войне с преступностью поддержать Белый дом. Оба расследования вскоре оказались тесно связанными.