Прикинув среди своих офицеров возможную жертву, то есть того, кого ему не жалко будет потерять в случае провала розыска или иных непредвиденных обстоятельств, Секерский остановил свой выбор на поручике Вронском. Со всех сторон этот выбор был хорош. Сам поручик пока еще мало проявил себя в деле, в основном от него только еще ожидали свершений. С другой стороны, имея за плечами таких отца и дядю, Вронскому был не страшен ничей гнев. Кто мог потребовать головы отпрыска столь знатного и уважаемого рода? Если он наделает глупостей или копнет не там, где следует, его мягко пожурят и оставят в покое. Не то что других жандармов. Этому точно ничего не грозит: раскроет убийство или нет, все равно выйдет сухим из воды. Вот пусть и покажет себя во всей красе. Давно пора ему доказать, что не зря носит такую фамилию.

Взвесив все «за» и «против», Секерский окончательно убедился, что выбор сделан правильно. Он вызвал адъютанта и приказал немедленно найти Вронского для поручения ему важнейшего задания.

Не прошло и пяти минут, как жандармский поручик уже стоял навытяжку перед своим начальником. Секерский кратко ввел его в курс дела, а от себя добавил, чтобы розыском занимался с умом. Тут важнее найти того, кто пристрелил балерину. А если уж заодно найдется убийца члена Госсовета, тоже будет не плохо. Но с ним стараться не надо. Старика уже никто не помнит при дворе. А вот с балериной надо сильно постараться. Тонко и деликатно. Сообщать любую мелочь, чтобы не сделать непоправимой ошибки.

Вронский щелкнул каблуками и ответил, что примется со всем старанием. На него можно целиком положиться. Убийца будет найден во что бы то ни стало. Вот именно такой юношеской прыти Секерский опасался больше всего. Отменять приказ было поздно. Оставалось надеяться, что пронесет. Полковник невольно подумал: оказывается, балет – страшное оружие. Порой и для тайной полиции.

Среди вывесок, облепивших все этажи здания, были замечены: магазин канцелярских принадлежностей, салон мужского платья, юридическая контора и уроки игры на фортепьяно. Только вывеска товарищества «Борей» скромно умалчивала, чем же занимаются товарищи, составившие это общество. Ванзаров поднялся на третий этаж и позвонил в дверь, украшенную такой же скромной бронзовой табличкой. Клерк, подтянутый, но ничем не примечательный, проводил к управляющему обществом, занимавшему угловой кабинет. Судя по столам, вся канцелярия предприятия состояла из двух служащих.

Серж выпустил густой столб дыма. Из него выросли усы и глаза, смотревшие с внимательным интересом.

– Вовсю пользуетесь моим советом. – Ванзаров помахал ладонью и слегка прокашлялся. – Так изголодались, что третью сигару приканчиваете. О, отличный сорт, старый добрый Old Crown. У вас хороший и не дешевый вкус. Вам бы сюда господина Лебедева, он бы вас поддержал. Не то что ваш покорный слуга. Открыли бы окно, а то, чего доброго, у вас найдут мой труп…

Серж затушил сигару, отдернул шторы и распахнул створки. В помещение ворвался шум улицы и солнечный свет, наполнив жизнью эту комнату с серыми обоями, стеллажами, полными папок, и протертыми стульями для посетителей. Обстановка богатого товарищества выглядела на редкость скромно.

– Не думал так скоро вас увидеть, – сказал Серж, тяжело опускаясь в кресло. Последние часы он пребывал в состоянии между сном и бодрствованием, ныряя в вязкую дрему наяву, возвращаясь обратно и с трудом вспоминая, где он и что произошло.

– А я вот всегда опережаю желания, – ответил Ванзаров, стараясь реже дышать, дым убывал плавно и тягуче. – Например, сейчас у любого прокурора или судебного следователя возникло бы неудержимое желание взять вас под стражу.

– Не стоило тянуть время, могли бы сразу, – ответил Серж.

– Не нашлось веских оснований.

– Что же теперь изменилось?

– Теперь я знаю точно, что вы мне врали, господин Каренин. Причем врали дважды. Не очень умно и не расчетливо. Я бы сказал: наудачу. Готов списать это на ваши нервы или другие обстоятельства.

– Что вы хотите? – тихо спросил Серж.

– Расскажите мне то, что я и так уже знаю.

– Не понимаю, о чем вы…

– Постараюсь наглядно, – Ванзаров вынул ключ и записку. – Вот этот предмет от вашей входной двери был обнаружен в мешочке мадам Остожской, более известной, как Мушка, вашей любовницы и содержанки. А вот это… – он развернул записку, – … ваш призыв к любящему сердцу: «Непременно приходи сегодня вечером после спектакля. Буду у себя. Твой нежный С.К.».

Нацепив очки в тонкой круглой оправе, Серж глянул на записку, даже не попытавшись ее взять.

– Я этого не писал и писать не мог, – сказал он.

– Иными словами, вы не отрицаете, что Остожская была вашей любовницей и что подчерк удивительно похож на ваш.

Серж потянулся за новой сигарой.

– Вы ошибаетесь.

– Мы разобрали только малую ложь, – сказал Ванзаров, забирая со стола коробок спичек. – Большая ложь в том, что на вокзал вы приехали вовсе не с дачи. Во-первых, я видел, когда вы появились на перроне. Это было минут за десять до прихода поезда. Мы с филерами старались засечь тех, кто мог встречать Соньку-Брильянт, потому в зону внимания попадал каждый солидный господин. Могли бы заявить, что находились в зале ожидания. Но, к сожалению, есть улика, опровергающая это.

– Какая еще улика?

– Она у вас на ногах: ваши ботинки.

Все-таки Серж предпринял попытку насильно улыбнуться.

– Неужели криминалистика продвинулась так далеко, что по ботинкам вы можете определить, где я был?

– Криминалистика не может, – ответил Ванзаров. – Зато я могу сказать, что ботинки ваши были начищены половым одной из гостиниц. Они ленивы, начищают только нос, а про задник вечно забывают. Так в какой гостинице вы провели ночь?

– Это вас совершенно не касается.

– Полагаю, там и забыли свой портсигар. Вот и сейчас из коробки берете.

Серж, который потянулся было к резному ящичку с затейливым орнаментом, нарочно убрал руку. Ему было трудно привыкнуть, что этот человек, моложе его лет на пять, умеет угадывать его желания и слишком настырно лезет к нему в душу. Что-то там выискивает и все старается дергать за струны. И не знает, что на нем играть нельзя.

– Не имею привычки следить за всякой мелочью, – ответил он.

– Скорее, не хотите вмешивать госпожу Левину.

Всегда сдержанный Серж все-таки сдержался и теперь, но ему нестерпимо захотелось запустить пепельницей в окно или в голову сидящего напротив него господина. Он только скинул невидимый сор со стола.

– Жоржу следовало бы придержать язык.

– Не понимаю, о чем вы, – сказал Ванзаров. – Мы же сыскная полиция, у нас везде глаза и уши.

– Прошу вас, ради всего, что еще для вас есть святого, уж не знаю даже что это, не впутывайте Ольгу во все это. Она здесь совершенно ни при чем.