Прочитав на моем лице полную гамму чувств, Вероника улыбнулась и ласково потрепала меня по щеке.

— Ты не виноват, дорогой мой лейтенант. Не в тебе причина. Не примеривай чужое горе и не расстраивайся зря. Прилетят ребята и заберут в родное солнечное Забайкалье… Там хорошо и спокойно. Будешь вспоминать, как с девушкой разговоры говорил, тары-бары разводил…. Будешь, — совсем не весело шутила она, — похваляться друзьям. Ну, сам знаешь чем…. — Шутила, а глаза оставались печальные-печальные.

Я подошел, положил руки на плечи стараясь помочь, утешить, взять печаль на себя, но она вывернулась, тряхнула головой, перебросив волосы со стороны на сторону и, заскочив на ступеньки, показала мне язык.

— Пойду готовить ребятам борщ. Хлопцы украинский борщ любят?

— Хлопцы все любят, если с салом та с горилкой.

— С салом, чесночком, сметанкой, а вместо горилки — попьют токайское, мы такие выпивохи, почти ничего и не выпили. По полбокальчика.

— Мне и так было хорошо, без вина.

— Сказать правду? Мне тоже… Но на смену волшебнице ночи, приходит прожженый реалист день, сматывает сказочный реквизит в пыльные рулоны, гасит свечи и поднимает шторы…. Мыши разбегаются, тыква раскалывается, а волшебная туфелька оказывается натянута совсем на другую ножку.

Вероника скрылась в доме. Через несколько минут, докурив папиросу, прошел на кухню. Забрал из маленькой ручки нож. Стал чистить картошку, аккуратно пуская спираль кожуры.

— Совсем как папа. Мама так не умеет. Как впрочем и я.

Не знаю как мама, но дочечька просто срезала пласты, превращая картофелины в маленькие белые кубики. Покрошил капусту, буряк. Порезал лук. Начистил чеснок. Нашлось сало. Скоро по дому разлилось борщевое благоухание.

— Ребята почуют — на форсаже прилетят.

Сидя на ступеньках мы впустую прождали вертолет до наступления сумерек. Я чувствовал, физически ощущал, как наростало час от часу нервное напряжение Вероники и не находил этому разумного объяснения. Стемнело, мы вернулись в дом, молча съели борщ, убрали со стола. Разговор не клеился.

Вероника подошла ко мне. Легким поцелуем дотронулась до щеки. Отвела обратно за спину, мои, рванувшиеся было обнять руки. Прихлопнула их для верности ладошками. — Спать, лейтенант… Спокойной ночи…

Так прошла вторая наша ночь.

Хмурый рассвет втянулся в дом через форточки сырой, не летней прохладой, и в его неверном свете все виделось серым и грустным. Тело казалось покрыто влажной липкой пленкой, одежда и обувь отсырели, липли и студили кожу. Входная дверь, пропитанная за ночь влагой разбухла, стонала и сипела когда открывал ее, выходя на крыльцо выкурить первую утреннюю папиросу.

Все предыдущие дни я сдерживался, старался меньше курить, особенно в присутствии удивительной Вероники. Не хотел забивать нежный домашний аромат ее кожи, тела, волос резким запахом дешевого Беломора. Теперь, видимо, терять больше нечего, девушка ясно намекнула, что отношения наши чисто дружеские и не имеют шансов на развитие. Возможно у нее имелась на то веская причина.

Вероника тихо вышла и села рядом. Вытащила из кармана моей куртки пачку папирос, выудила одну, пережала муштук двумя пальцами и прикурила. Затянулась, откинула голову и медленно выпустила дым через резко очерченные розовые ноздри.

— Ты куришь?

— Не курила больше года. Пообещала папе. Теперь… сорвалась.

— Брось.

— А… теперь все равно.

— Что-то ты темнишь, паря.

— Не хочу впутывать посторонних в свои дела.

— Какие у тебя могут быть дела? Так — делишки…

— Знал бы, не говорил.

— Обещаю помочь.

— Все. Закрыли тему. Скажи лучше, когда же, наконец, прилетят ребята?

— Торопишься?

— А ты разве нет? Живешь с бабой под одной крышей, страдаешь, а толку… Полетишь в Аркалык, найдешь себе красивую, добрую девушку. Она тебя пожалеет… облегчит… страдания… юного Вертера.

— Не волнуйся, уже нашел самую хорошую и красивую. Только вот как ей об этом сообщить на третий день знакомства. Может не поверить.

— Может и поверить. Это как скажешь. Только не мне. Со мной — пустой номер.

— У тебя есть… человек… которого… ты… любишь?

— Появился, да он в это не верит… И сказать ему не могу, не имею права.

— Извини. Если ты любишь и мне нет места, то все ясно.

— Эх, было бы ясно! Ясно, что ничего не ясно…

Очень даже ясно… Вопросов больше не будет. Встал, отряхнул брюки, еще раз глянул на низкое набухшее влагой темно-серое небо, закурил с горя новую папиросу и вышел за ворота. Село словно обезлюдело, будто вымерло. Старики в поселке целинников еще не появились. Все остальные работали в поле, на ферме, были при деле одним словом. От нечего делать прошел к сельповскому магазинчику.

В маленьком помещении сельского магазинчика постарались скопировать все секции и отделы городского универмага. Имелись в наличии гантели и волейбольный мяч, телевизор и попарно связанные гнутые стулья, поставленный на попа диван-кровать и пузатая бочка с селедкой; на полках расположились вино, сахар, сигареты, на стеллаже — книги, на вешалке — полушубок, женское пальто с норковым воротником… Постоял у книжного развала. Справочник тракториста-механизатора, Как закалялась сталь, Материалы Съезда…, и рядом мемуары адмирала Кузнецова. Это интересно. Взял книгу, перелистал, подошел к молодой или скорее, молодящейся продавщице, рассматривающей незнакомого покупателя из-за прилавка со счетами, вольготно устроившись прямо под полкой с водкой и вином.

— Здравствуйте, девушка.

— Здравствуйте.

Перевернул обложку, посмотрел цену, отсчитал деньги.

— Вы не член нашей потребительской кооперации. Прийдется доплатить тридцать копеек.

— Возьмите. А хорошие сигареты у Вас найдутся, — спрсил у продавщицы без особой надежды на успех.

— Хорошие — это Прима, — ехидно прищурилась продавщица.

— Хорошие — это с фильтром, — назидательно сказал я.

— Это для Вас они хорошие, а для наших мужиков хороша Прима. Но я то понимаю, что к чему. Для Вас, персонально, найдется БТ. Блок возьмете?

— Ну и село у Вас! — Вырвалось у меня непроизвольно. — Избы с душем, девушки на мотоциклах, сигареты БТ — блоками! Конечно, возьму.

Заплатил за купленное, но продавщица не спешила убрать с бумажной белой коробки руку, унизанную перстнями. Она внимательно изучала меня своими голубыми глазками под выщипанными, тонкими бровками. Головку украшали химические кудряшки перманента. Губки подмазаны розовой помадой, глаза подведены голубыми тенями.

Моя летная куртка без погон, офицерские брюки с голубыми кантами — давали даме за прилавком почву для размышлений, но не более того. В свою очередь, я тоже мог предположить, что девушка из тех добрых и отзывчивых созданий к которым прийдется, по мнению Вероники, обратиться за помощью после обвального фиаско с ней самой.