– Отличная работа – не поскупился я на похвалу и указал на изжеванный труп в дверях – Тащим теперь эту. А в вагоне еще один жмур. И поживей – таймер тикает.

Короткие кивки, жадные взгляды по сторонам – логово врага! – недолгая возня в задней части вагона и группа снова убежала, утаскивая за собой трупы на привязи. А я в два шага оказался у вагона и прилип к его боку. Шумная группа пришла и ушла. А звуки в вагоне остались…

Несколько скользящих осторожных шагов вдоль вагона. Напряженный слух ловит каждый шорох, в первый раз в руках игстрел. Вот… слабый шорох, а следом звук чьего-то странно сонного голоса. Чуть выждав, ухватился рукой в перчатке за край разбитого окна, упертая в колесо нога подтолкнула и игстрел уставился во внутренности вагона, нацелившись на…

– Вот дерьмо! – с чувством произнес я, убирая игстрел за спину – Дерьмо!

В вагоне имелось что-то вроде металлического закутка, этакого короба со стальной крышкой, что сейчас была откинута. И внутри закутка, на смятых тряпках, лежала упитанная розовая свинка с сонным выражением лица. Увидев меня, растянула губы в тихой улыбке, задергала приветственно безрукими плечами. Упитанный обнаженный червь лежал на тряпках и ласково мне улыбался. Хорошо вымыта, отлично расчесана, наложен умелый макияж. К стене короба прислонена табличка с мелким убористым текстом. Сопроводительная к грузу.

«Не трахать, гоблины! Даже не лапать, суки! Подарок на юбилей К. Х! Личный подарок Понта! За ней придут! Нагадит – вымойте! Передавать чистенькой! Понт сказал!».

– Гуппа – слюняво улыбнулась мне свинка – Гу-у-уппа… кушть…

– Гуппа хочет кушать? – спросил я.

В сонных безразличных глазах не появилось осмысленности. Но свинка медленно кивнула. Тряпки под ней начали стремительно темнеть от побежавшей влаги.

– Ты меня понимаешь? Гуппа?

– Гу-у-уп-па… у… у… у…

– Личный подарок Понта – вздохнул я, забираясь в окно и доставая нож – Дерьмо…

Лезвие ножа глубоко вошло между едва прощупывающимися ребрами и пробило сердце. Молодая розовая свинка дернулась лишь пару раз и затихла, глядя в потолок снова ничуть не изменившимся сонными серыми глазами. Выдернув из-под нее сухую тряпку, прикрыл искалеченную девчонку. Сколько ей? Лицо странное, не иначе последствия лоботомии, плюс полнота. Но вряд ли ей исполнилось двадцать пять. Едва-едва за двадцать. Жить и жить. Но долбанные мрази решили ее судьбу иначе.

Дальнейший осмотр вагона ничего нового не дал. Еще один стальной короб, забитый пустыми пластиковыми ящиками и пакетами с потеками крови. Сам гараж пустой, тут нет личных вещей, не оборудован даже уголок для отдыха. Сугубо рабочее помещение.

У шестьдесят третьего обязательно имелись хранилища личных вещичек. Одно официальное и всем известное – что-то вроде арендованной капсулы. Ну и еще один схрон тайный. У подобных типов всегда так. Добраться бы до этих хранилищ и порыться в них. Но для этого надо знать их координаты. Стоило бы выбить их из шестьдесят третьего… еще как стоило бы. Вот только времени мне на это никто не дал. Это и к лучшему – долбаный мудило шестьдесят третий как раскаленная железяка – жжет руки. Он знает немало имен, может рассказать о цепочках сбыта. За ним обязательно пошлют ликвидатора те, кому есть что терять. Пошлют даже сейчас – когда он в руках системы и под защитой стен медблока. Будут надеяться, что подвернется шанс, что удастся заткнуть ублюдка до того, как он заговорит и начнет называть имена.

Хотя здешняя система правосудия удивительна.

Невероятный по мощности карательный и защищающий орган власти, но при этом жутко ущербный, выхолощенный, во многом основанный на странных докладах, с помощью которых, если у тебя хорошо подвешен язык и есть положительная репутация, ты вполне можешь оправдаться.

Что? Шестьдесят третий на допросе заявил, что я покупал у него человечину, постоянно заказывая ребрышки средней жирности? Ну какая же чушь… я солидный городской полурослик, что уже годы и годы трудится на благо славного Дренажтауна. Я никогда не ел человечины! И не собираюсь! Что? Сдать анализы?

Вот тут тонкий момент, конечно. Уверен, что людоеда можно с точностью определить, изучив содержимое его желудка и кишечника. Что-то не до конца переваренное наверняка отыщется. И это доказательство вины. Но если последний раз человечину они жрали не сегодня и не вчера? Неделю назад?

Не каждый же день они жрут свинину. Или каждый?

Как долго в кишечнике сохраняются волокна мяса и частицы жира?

Может ли что-то дать анализ крови обвиняемых?

На эти вопросы ответов я не знаю.

– Командир!

– С возвращением – поприветствовал я чуть запыхавшихся бойцов – Рэк, помоги-ка. А вы двое – марш в душ, зловонные!

– Спешили спасать! – возмутилась Йорка – Летели спотыкаясь!

– Стольких оросили мы всяким… – Баск невольно покачал головой – Столько криков вслед было…

Кивнув, без малейшей иронии я сказал:

– Спасибо. А теперь мыться. Даю пять минут.

Зомби с гоблиншей уплелись отмываться. А мы с Рэком забрались в вагончик и остановились у короба с мертвой молодой свинкой. Приподнявшему тряпку орку хватило одного взгляда, чтобы увидеть и понять многое. Покосившись на нож у меня на ремне, угрюмо процедил:

– Вот ублюдки… даже свинку зарезали…

– Ублюдки – согласился я.

– Молодая, мягкая, сочная, красивая – нависая над едва прикрытым телом – Я бы сказал пухло-стройная. Сиськи смачные, губы…

– Рэк! Что мля за эротизм над трупом? Где-то в штанах давит?

– Конечно давит! Давно у меня ничего не было. Так что везде давит! Но я не поэтому. Свинка дорогая, командир. Элитная. Ее точно не в общем загоне откармливали или как там у них у козлов дело поставлено. Видишь кожу?

Внимательно оглядев тело, кивнул:

– Шрамы.

– Ни одного шрама – прохрипел Рэк – Точно элитная свинка.

– Мясо для траха – наклонившись, я перевернул труп на тряпку, взялся за один конец получившихся носилок – Помогай.

– Элитное мясо для чьего-то личного траха – поправил меня орк – Такой сучкой не делятся. Не первое время так уж точно. Как натрахается и мясо наскучит – заведет себе новую, а старую игрушку отдаст другу. Тот раз сорок кончит и передаст дальше, чуть ниже по цепочке. Еще пара таких передач… и уже это будет мясо для общего траха. Пришел, сунул и ушел. Бригадный общак. Групповая вещь. Живая кукла для голодных членов.

Уловив мой вопросительный взгляд даже сквозь покрытые конденсатом очки, орк пояснил:

– Валяясь с червями на выступах окраинных… многое услышишь. Мне столько кровавого дерьма в уши залилось…

Кивнув, я вышел из вагончика, таща за собой завернутую в тряпки искалеченную девчонку. Мы донесли ее почти до выхода, где опустили на стальной пол, после чего я послал Рэка за оставшейся в стальном коробе табличкой. Когда он вернулся, взял у него послание из Зловонки, опустил на грудь свинки, а орка поманил к столу.