– Чем ты занималась вчера? – спросил он.

– Гуляла по Нью-Йорку.

– Что ты видела?

– Статую Свободы, магазин «Тиффани», Пятую авеню, Сохо, Бродвей, ржаные сэндвичи, рогалики, вежливых нью-йоркских полицейских, тротуары с обдувом, рынки, людей, различные вещи.

– Ну ты даешь, – тихо сказал он. – Неудивительно, что ты сильно устала.

– У меня очень устали ноги.

– Бедняжка. Значит, сегодня ты не хочешь прогуляться?

– Я бы прогулялась. Через день я уеду. Но тебе не нужно со мной возиться, Бен.

– Ты хочешь увидеть мое любимое место? – спросил он. – Я приезжаю туда, чтобы прояснить мысли, когда предстоит крупная сделка.

– Это бар?

– Нет, – ответил он. – Ты что-нибудь слышала об Адирондаке?

– Да, – сказала Мэри. – По-моему, это парк.

– Парк? – Он фыркнул и выглянул в окно. – Центральный парк – это парк. А я покажу тебе заповедник!

– Но до него очень далеко.

– Тебе не придется никуда идти. Сегодня удивительный весенний день. Давай этим воспользуемся. Итак, Мэри Хаммонд, пей сок и ешь тосты, а я кое-куда позвоню. Мы едем в Адирондак.

Через два часа Мэри увидела Адирондак. Они с Беном добрались туда на вертолете, пилот которого приветствовал Бена как старого друга.

– Удивительно, что такое место расположено недалеко от Нью-Йорка, – выдохнула Мэри, глядя в иллюминатор на казавшиеся бесконечными горы, реки, озера.

– Он строго охраняется, – сказал ей Бен через наушники. – Он больше почти всех национальных парков страны, вместе взятых, и официально считается заповедником.

На месте приземления были каяки и пара здоровенных мужчин, которые должны были помочь Бену и Мэри усесться в каяк.

Бен управлял каяком так, словно делал это всю свою жизнь. Он плыл по реке Сакандага – в глушь, где на многие мили не было ни одного человека, а только гагары, утки и осторожные олени, стоящие в зарослях на берегу реки. Когда над теплым потоком появился большой белоголовый орлан, изумился даже Бен.

– Орланы не водились здесь с начала шестидесятых, но их популяцию пытались восстановить, – произнес он. – По последним подсчетам, здесь двенадцать гнездящихся пар. Нам повезло, что мы увидели одного из них.

Мэри услышала трепет в его голосе и поняла, что для Бена это событие действительно особенное.

– Как часто ты тут бываешь? – спросила она.

– Часто. Каждый раз, когда мне нужно побыть одному.

«Ты почти всегда один, – подумала Мэри. – Вокруг тебя полно людей, но ты одинок».

Но она ничего не сказала, решив не вмешиваться не в свои дела.

– Держу пари, ты финансируешь проекты по сохранению дикой природы, – догадалась она.

– Компания действительно выделяет на них средства, – признался Бен. Он говорил резко, и Мэри задалась вопросом, почему он так отреагировал.

Но чем дольше они находились в этом удивительном месте, тем отчетливее она понимала, до чего Бен одинок. В этот заповедник он всегда приезжает один. Непонятно, почему она продолжает размышлять о его одиночестве. Ведь ей предстоит стать матерью-одиночкой. И все же у нее сжималось сердце при мысли о том, что рядом с Беном нет по-настоящему близкого человека.

Мэри вдруг вспомнила, как однажды поклялась никогда не полагаться на мужчину. А если позволить мужчине положиться на нее?

До чего безумная мысль! Мэри чувствовала, как что-то меняется. Стена, которую она возводила вокруг себя многие годы, дала трещину.

Решив, что поддалась эмоциям, Мэри приказала себе не думать об одиночестве Бена. Он живет так, как ему нравится. А она с завтрашнего дня начнет строить собственную жизнь.

Они обедали на берегу реки среди красот, от которых захватывало дух.

Доев последний эклер, Мэри улеглась на подушки и посмотрела вверх – на массивные ветви сосны, через которые пробивались лучи солнца.

– Это было волшебно, – прошептала она. – Большое спасибо, что привез меня сюда.

– Я мог бы привозить тебя сюда раз в месяц, – отозвался Бен. – Каждый раз, когда приезжаю сам.

– Тогда тебе придется ежемесячно высылать мне по почте авиабилет, – выдавила она, переведя дыхание.

– Я хочу, чтобы ты осталась. – Помедлив, он прибавил: – Мэри, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Мэри резко взглянула на Бена, словно решив, что он шутит. Но она увидела перед собой чрезвычайно напряженного человека.

– Ч-что? – с трудом произнесла она. – Что ты имеешь в виду?

– Последние сутки я все время об этом думал, – сказал он. – Это единственное логичное решение.

Мэри кивнула, заставляя себя мыслить здраво и решив вести себя как медсестра с сумасшедшим.

– Логичное. Понятно.

– Ты со мной согласна?

– Хм, нет.

– Ты не сможешь остаться здесь, если мы не женаты, – сказал Бен. – Американская иммиграционная политика не одобряет матерей-одиночек, не имеющих поддержки.

– Правильно. – Мэри подумывала сесть, но тогда Бен может подумать, будто она восприняла его предложение всерьез.

– Я не подозревала, – сказала она наконец, – что хотела бы жить в Америке. – Она огляделась. – Тут очень красиво, но это не мой дом.

– А где твой дом?

– В Тайкойе, конечно, – удивленно ответила Мэри.

– Ты счастлива там?

– У меня есть работа. У меня есть соседи. И Хайнц.

– Насчет Хайнца я выяснил. Мы можем перевезти его сюда почти сразу.

– Он будет жить в твоей роскошной квартире? – Мэри казалось, что она никогда еще не вела такого безумного разговора. – Бен, о чем ты говоришь?

– Я говорю о нас, – серьезно и рассудительно произнес он. – Мэри, я думал почти весь вчерашний день. Я хочу помочь тебе поднять этого ребенка.

Поднять этого ребенка… Он говорил как на автомате. Словно перечислял ингредиенты для выпечки хлеба или сообщал о корабле, затонувшем на дне океана. Поднять этого ребенка…

– Как? – выдавила она, поняв, что Бен действительно всерьез об этом размышлял.

– Мы одиночки, – сказал он. – И ты, и я. Нам нужно собственное личное пространство. Проблема в том, что мы должны вырастить этого ребенка вместе, и хорошо, что у тебя есть связи в Новой Зеландии. Я выяснял, каким образом ты сможешь переехать в Нью-Йорк. Я обдумал различные варианты, и единственный вариант, который принесет пользу, – это женитьба.

– П-понятно, – с трудом ответила она, на самом деле ничего не понимая.

– Если мы не поженимся, ты не получишь грин-карту.