Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему-то идея перебраться на тот берег, используя сооружение Древних, больше не казалась сколь бы то ни было удачной.
— Миара, сосредоточься, силу не используй. Попытайся нащупать границу, за которой вам безопасно.
Она кивнула и отступила на шаг.
На два.
Пять.
Снова кивнула.
— Здесь. Тут ничего не чувствуется.
— Тогда еще десять шагов… лучше двадцать.
Потому что мало ли. Если какое-то излучение… хотя, конечно, лучше бы вернуться на утреннюю стоянку. Миха переглянулся с Тенью.
— Время потеряем, — сказал тот.
Но мальчишку перенес.
Джер сам отошел, считая шаги. Ица с ним, а вот Винченцо уходить не хотел, он встал на границе и застыл, вперившись взглядом в эту вот сеть, которая не сеть вовсе.
— Что не так?
— Все не так, — охотно ответил маг. — Мне… меня туда как тянет, что ли. Причем я понимаю, что это не безопасно, но все одно тянет. Я должен пойти. Должен увидеть…
— Завтра, — пообещал ему Миха. — Нужно, чтобы с ними остался хоть кто-то, способный не только речи толкать. Тем более упырь опять куда-то сгинул.
— Что думаешь? — Тень глядел на металлическую конструкцию с прищуром, и по выражению лица сложно было понять, испытывает ли он восторг или же наоборот, раздражен.
— Что мы должны были заметить эту штуку издалека.
А стоит отойти к границе, Миарой очерченной, и этот то ли мост, то ли еще что, словно бы в воздухе растворялся, чего быть не могло.
Миха даже поэкспериментировал.
Шаг вперед. И вот оно, наследие Древних, во всей красе.
Шаг назад. И лес, овраг и пустое пространство впереди.
Шаг…
— Древние умели прятать свои секреты, — Тень вот подобным вывертом удивлен не был. — Даже в городе порой появляются их… вещи. Разные. Там, где их не было. Вчера не было. А сегодня раз и все. И так, будто оно всегда стояло.
Понятно.
И не понятно.
— Я бы и тебя оставил, — Тень потер шею. — Но одному туда лезть точно не стоит.
— Не стоит, — согласился Миха. — Это не мост. Точно не мост.
Издалека рассмотреть получалось далеко не все, но пролетов, которые должны бы быть на мосту, Миха не увидел.
— Скорее на антенну похоже…
— На что? — Винченцо держался рядом.
— Это такая штука… в самом простом варианте — палка, из земли торчащая. Она собирает сигнал в воздухе. Усиливает его.
— Концентратор силы, — Винченцо кивнул. — Раньше была теория, что сила присутствует везде. И что её можно собирать из воздуха. И строили концентраторы… правда, ничего не получилось.
А у Древних вышло.
Только…
Если так, то лезть туда опасно. Определенно. И вариант с выжженным оврагом уже не кажется столь глупым. Напротив, чем больше Миха думал, тем…
— Посмотрим, — Тень качнул головой и оглянулся. — А вот третий нам бы не помешал.
Он прищурился, вглядываясь в заросли леса. И крикнул:
— Выходи! Дело есть!
Глава 13
Глава 13
Ирграм
Ирграм смотрел за людьми. Со временем это даже превратилось в своего рода развлечение. Довольно-таки странное, но за неимением иных вполне себе понятное.
Иногда он приближался, иногда отступал, изучая лес. Пару раз на него выскакивала мелкая нежить, но с нею вполне справлялся рытвенник. Однажды Ирграм сам наткнулся на глубокую ямину в корнях старого дерева. То накренилось, повисло на ветвях иных, так и не упав, а торчащие из земли корни стали неплохим укрытием для матерого могильника. По дневному времени могильник пребывал в полудреме, а потому у Ирграма получилось подобраться достаточно близко, чтобы разглядеть темную, бугристую чешую его, из-под которой высовывались сплетенные из костей конечности.
Тогда могильник почуял приближение Ирграма и заворочался, засуетился, приподнял полную мелких зубов пасть и дыхнул гнилью. Ирграм собирался было отступить, все же могильник — тварь крупная и опасная, но в голову пришла идея.
Ирграм стащил с шеи нить с пластиной и, взобравшись на сосну, накренился так, что пластина оказалась перед самой мордой твари. И могильник, втянув воздух — было слышно, как проходит он по костям, вызывая в них гудение — засуетился, потянулся, спеша выбраться из укрытия.
Уродливое его тело разворачивалось костяною лентой. И если первые сегменты, сотворенные в незапамятные времена, давно обрели форму и целостность, то далее тело это представляло собой комки плоти, проглоченной тварью, но так до конца и не переваренной. Поблескивал пузырь внешней оболочки, а сквозь него видно было, как переливается гнилистая жижа, заменявшая могильнику кровь, а в ней, что в супе, перекатываются какие-то кости, ошметки плоти и волос.
Где он их только находил?
Брюхо могильника так и осталось в норе, а вот ноги его приподнялись, и разошлись пластины на груди, выпуская пару тонких белесых псевдоконечностей.
Могильник попытался дотянуться до пластины, а когда не вышло, заухал, засвистел, закрутил головой.
И рытвенник, которому тварь определенно не нравилась, ответил низким гулким рыком. Впрочем, могильник, дёрнувшись было в сторону зверя, не счел его угрозой. И снова потянулся к пластине. Он начал подниматься, с трудом отрывая мясистую тушу свою от земли.
Ирграм даже ощутил некоторое разочарование.
Но вот туша замерла.
Пластина качнулась, и могильник с нею.
Влево.
Вправо.
И тонкий свист был полон такого нечеловеческого счастья, что даже как-то неудобно сделалось. Впрочем, это длилось всего мгновенье. А затем Ирграм ощутил потоки энергии, что потянулись к пластине. И к нему. Сперва медленные, едва заметные, но постепенно набирающие силу.
Он решился и уронил пластину в протянутые когти могильника.
Тот, ошалев от радости, качнулся, а затем прижал пластину к панцирю, да так и стоял, пока не осыпался грудой гнилой плоти.
— Вар-х, — заявил рытвенник, приблизившись к остаткам твари. И морду скривил. Недопереваренные могильником кости его явно не привлекали. А вот Ирграму пришлось постараться, чтобы вытащить пластину. И потом он долго оттирал её клочьями сухого мха, тихо матеря себя за глупость.
Впрочем, сила, которой его драгоценность поделилась, пожалуй, стоило мелких неудобств.
Потом уже он, оставляя людей — благо, его хозяйка то ли забыла о существовании Ирграма, то ли была занята иным — отходил, искал кого-нибудь, чтобы проверить свою теории.
Не находил.
Нежити хватало, но большею частью мелкой, суетливой и боязливой.
А потом люди тронулись в путь.
Ирграм увязался следом, почти даже не испытывая раздражения по этому поводу. Напротив, места рядом он осмотрел, далеко отходить опасался, вот и становилось слегка… скучно.
Да.
Сооружение Древних он ощутил задолго. Сперва характерным покалыванием по коже, таким, словно солнечный свет, и без того раздражавший донельзя, вдруг обрел плотность.
Потом появился запах. Едва уловимый, но заставивший рытвенника трясти головой и фыркать. Ирграм долго не мог определиться, чем же пахнет. А потом понял — так пахнет воздух, распоротый молнией. Спекшийся, свежий и сладкий. И запах этот буквально притягивал, заставляя приближаться, несмотря на то, что кожа зудела явно.
Он подходил осторожно, бочком. И в какой-то миг рытвенник, распластавшись на камнях, заскулил.
— Иди… туда, — Ирграм указал на овраг. — Жди. Я скоро вернусь.
Скоро не вышло.
Он подошел настолько близко, насколько получилось, потому как в какой-то момент покалывание и зуд превратились в боль. Кожа его стала нагреваться, и Ирграм понял, что еще шаг и он просто-напросто вспыхнет.
Но и люди не рискнули подойти ближе.
Он видел их.
И то, как упал Карраго.
И как медленно начала отступать прежняя хозяйка. Подумалось, что если она запнется и свалится, свернув при этом шею, будет смешно.
Не свалилась. Отошли они далеко, а вот наемник и тот, второй, остались что-то обсуждать.
Иргам не удержался и поскреб руку, а заодно отметил, что боль ушла, зуд и тот ослабел. Выходит, что тело его приспосабливается?
Он рискнул приблизиться к людям.
И снова замер, отмечая изменения. Снова боль, предупреждающая, что дальше соваться не стоит, но на сей раз длилась она буквально пару мгновений. Зуд. И успокоение.
Стало быть, тело действительно приспосабливается.
Но есть ли предел? И если да, то каков?
Ирграм сделал еще шаг и почти не поморщился. А потом услышал:
— Выходи! Дело есть!
Вот же… неугомонные. Он замер, раздумывая, стоит ли выглянуть, но услышал жесткое:
— Иди.
И этого приказа Ирграм не посмел ослушаться. Только зубами скрипнул. Надо было… что-то надо было делать. Но потом. Позже.
А сейчас он выбрался из зарослей.
— Печется, — сказал он жалобным