– Вот как? Что ж, я легко могу себе представить, как вы накладываете краску на холст, когда вижу у вас на лице эту гримаску – как будто вы стараетесь ухватить сюжет.

– Какая еще гримаска?

– Вы немного кривите лицо.

– Кривлю лицо?

– Вы и сейчас это делаете: лоб наморщен, глаза прищурены, как будто вы хотите в чем-то докопаться до сути.

Она поморгала, чтобы избавиться от неизвестной «гримаски».

– Понятия не имею, о чем вы говорите.

– А жаль, потому что она вам удивительно к лицу.

Комплимент был приятный, хотя она ему противилась.

– А что думает Джастин по поводу вашего желания стать художницей?

Она опустила глаза, вопрос смущал ее и был неприятен.

– Ну же, Лорелея, будьте честны со мной.

Не поднимая глаз, она возила по тарелке шарик брокколи.

– Почему я должна отвечать, если знаю, что вы будете меня высмеивать?

– Значит, он считает это дурацким стремлением.

Она проглотила комок горечи в горле.

– Джастин прав. После свадьбы у меня не будет времени на такие мелочи.

– Почему?

– Я должна буду заниматься хозяйством и воспитывать детей.

– А Джастин будет делать военную карьеру.

– Да.

– Несколько несправедливо, вы не находите?

– Так устроен мир, – сказала она, хотя в душе всегда ненавидела этот порядок. Тот же протест подвиг ее бабушку в молодости уйти в море.

Но Лорелея давно пообещала бабушке, что не будет бороться с установленным порядком вещей, будет принимать мир таким, как есть, со всем его несправедливым диктатом. Смирившись, Лорелея подняла глаза от тарелки.

– Теперь про вас. Какая ваша главная страсть?

– Убивать людей.

У нее остановилось сердце. Неужели это правда? Она не была уверена, а его лицо было непроницаемым. Она решила проверить одну теорию.

– Я вам не верю.

– Почему? Ведь я пират.

– Да, но вы не похожи на других пиратов.

– Почему вы в этом так уверены?

– Вы разъезжаете с сыном и разрешаете членам команды брать с собой жен. Почему?

– Потому что жизнь коротка, мы можем погибнуть в любую минуту, а я не хочу, чтобы мои люди умирали в одиночестве.

– А как же вы?

– Я один.

– Вы не хотели бы это изменить?

– Едва ли. Я вполне доволен своей жизнью.

– Разве? – тихо спросила она.

– Я от нее в экстазе.

Она почувствовала, что он закрылся, и обед закончился в молчании.

Джек встал, подал ей руку и подвел к окну, за которым простирался тихий, спокойный океан. С палубы доносилась музыка, наполняя воздух знойной мелодией, легкий ветерок обвевал лицо.

– Откуда музыка? – спросила она.

– Моя команда. Они играют каждый вечер перед заходом солнца.

Джек оперся о брус, подпирающий окно, чтобы смотреть на нее. Стараясь не замечать, как он красив, Лорелея продолжала смотреть на океан.

– Море прекрасно, правда?

– Да.

Не глядя, она видела его всего; ноги были вытянуты, и она восхищалась сильными мускулами его бедер, обтянутых брюками, шириной плеч, подчеркнутых рубашкой. Его взгляд она ощущала почти физически, и сердце билось быстрее. Ей так многое нравилось в нем и так хотелось узнать больше!

Молчание затягивалось, и она начала нервничать. Она взглянула на него, покраснела и попыталась снова смотреть на океан, но через секунду опять посмотрела на него и увидела, что он так и не отвел глаз. Чтобы сгладить неловкость, она спросила:

– В чем дело? У меня выросла вторая голова?

Оттолкнувшись от окна, он приблизился к ней, но так ничего и не сказал. Почувствовав исходящее от него тепло, Лорелея прикусила губу. Она теряла бдительность, между ними пролетали искры.

– Скажите, Лорелея, вас когда-нибудь целовали вот сюда? – Он притронулся к местечку за ухом, откуда волосы были забраны наверх.

– Очень развязно с вашей стороны, – чопорно произнесла она.

Кончиками пальцев он погладил ей шею, по всему ее телу пробежала теплая волна.

– Да. Так как?

Она знала, что должна дать отпор болезненно-желанной ласке.

– Нет.

– Жаль, это ужасно приятно. Вы позволите?

– Ни за что.

«Уходи немедленно!» Но тело не подчинялось. Все, что она могла, – это стоять на месте, ощущая его близость, чувствуя нежное дыхание на своей шее и желая того, чего она не имела права желать.

Он сделал еще шаг. Хотя он касался ее одной рукой, ей казалось, что он ее окружил, поглотил.

– В один прекрасный день вы будете умолять меня поцеловать вас сюда.

Собрав осколки рассудка, она ответила:

– В один прекрасный день мир закончит существование, но этот день придет раньше, чем я позволю вам так поцеловать меня.

– А губы? – спросил он и притронулся к ним. У нее ноги подкашивались, а мысли взывали к поцелую. – Их можно поцеловать?

– Вы это уже делали.

– И вам понравилось.

– Я об этом сожалею, – только и сказала она.

– Попробуем еще раз, чтобы убедиться?

Она не успела отступить – он ее поцеловал. Голова закружилась, а тело радостно запело. Она чувствовала сладкое вино на его губах, он вторгся в ее чувства, и она покачнулась, переполненная желанием.

О, как было бы просто отдаться этому мужчине, пусть делает с ней все, что хочет. Но этого нельзя. Не потому, что она обещана Джастину, а потому, что для капитана пиратов она ничего не значит. Она для него – орудие мести, и как бы он ни был хорош, что бы ей ни говорило предательское тело, она не позволит ему использовать ее как инструмент для выполнения задачи. Она человек, со всеми чувствами и эмоциями, а не комнатная собачка, выполняющая приказы. Собравшись с духом, она его оттолкнула.

Он посмотрел на нее сверху вниз, и она увидела торжество в глубине его холодных глаз.

– Вы же не собираетесь совращать меня, капитан Черный Джек.

Он улыбнулся:

– По-моему, леди слишком усиленно протестует.

– По-моему, пират слишком усиленно настаивает. – Лорелея высвободилась из объятий, оправила платье, подоткнула выбившуюся прядь волос.