Это всего лишь мысль.

Кто-то кладет ладонь мне на спину. Поворачиваю голову, ожидая увидеть Эй-Джея, но вижу Кэролайн.

– Все хорошо, – говорит она.

Мысленный ураган начинает замедляться так же быстро, как и ускорился.

– Кэролайн, – шепчу я.

– Я здесь, – отзывается она. – Все хорошо.

Нельзя срываться у них на глазах. Как же я не хочу, чтобы это случилось.

– На нас кто-нибудь смотрит? – спрашиваю я.

– Нет. Никто не обращает на нас никакого внимания. Постарайся успокоиться.

Внимательно слушаю Кэролайн. Делаю, как она велит.

Через несколько секунд ко мне подходит Эй-Джей со стаканом воды.

– Держи, – говорит он. Беру стакан и осушаю его с закрытыми глазами. Представляю, как Эй-Джей с Кэролайн беззвучно переговариваются у меня над головой.

Держи себя в руках. Ты сможешь.

Вопреки всем мучительным мыслям, в голове вдруг начинает звучать голос Сью. Она говорит, что мне выпал прекрасный шанс. И что Летняя Сэм непременно со всем справится. И что она мной гордится.

Не дожидаясь, когда в голову придет очередная мрачная мысль, наклоняюсь, расстегиваю свой рюкзак и достаю синий блокнот.

– Я готова, – тихо объявляю я, поднимаясь с дивана и стараясь сохранять уверенный вид.

– Ты куда собралась? – спрашивает Эй-Джей.

– Читать стихи.

– Сэм…

Я перебиваю его.

– Не надо. Все в порядке.

Меня наконец пустили в «Уголок», а в «Уголке» именно этим и занимаются. И если я хочу доказать, что я им не чужая, нужно подняться на сцену и дать всем понять, что я не просто девчонка из «Безумной восьмерки». Что я – это я.

– Давай ты сегодня побудешь зрителем, Сэм, – просит Эй-Джей, указывая на остальных ребят, которые уже расселись по местам в ожидании начала чтений. – Пожалуйста. – Но я уже спешу на сцену.

Физически подняться на платформу не так-то сложно – она в лучшем случае полметра высотой, – однако для этого нужно иметь здоровую долю энтузиазма. Усаживаюсь на стул, выпрямляю спину. Болтовня внизу мгновенно затихает.

Уверена, все видят, как у меня ноги трясутся.

– Привет! – здороваюсь я со зрителями, взмахнув синим блокнотом. – Последнее время я часто пишу стихи, но вообще я в этом деле совсем еще новичок, – сообщаю я, тщательно подбирая слова. Даже если я скажу, что мои стихи – полная чушь, вряд ли они закидают меня бумажными шариками, все-таки это мое первое выступление, но мне совсем не хочется проверять свою теорию. – Не будьте ко мне строги, хорошо?

Сидни раскрывает рот, будто хочет что-то сказать. Остальные молча наблюдают за мной, ерзая на месте и переглядываясь, и я невольно чувствую, что допустила какую-то ошибку. Отыскиваю взглядом Кэролайн и Эй-Джея – они сидят в самом углу. Не могу понять, что за эмоции застыли у них на лицах.

Ну же, давай.

– Стихотворение называется «Погружение», – объявляю я.

Делаю глубокий вдох.

– Три шага вперед… – начинаю я, но потом замолкаю, быстро пробегая взглядом остальные строки. Теперь стихотворение кажется мне совсем не таким, как в кабинете истории. Оно содержит в себе всю правду обо мне. О моей одержимости числом три. О привычке расцарапывать себе шею. О «парковочном ритуале». О том, что у меня бессонница.

Это стихотворение вовсе не о бассейне. А о безумии. О моем безумии. Вот оно, излито на бумагу синими чернилами. Внезапно я чувствую себя скорее стриптизершей, чем поэтом, ведь всего через пару секунд я обнажу свою душу перед этими незнакомцами, которые, вероятно, считают меня зажатой, но еще не видят во мне сумасшедшую.

Черт. Ну вот опять.

В голове появляется знакомый мрачный водоворот, и недобрые мысли вновь вытесняют всю радость. На этот раз я вовсе думаю, что люди будут смеяться над тем, как я стою на сцене и читаю вслух свои стихи. Мои мысли куда страшнее.

Они узнают о моей болезни.

Мне так хотелось верить, что стоит только подняться на сцену, и я позабуду все свои страхи; как Эй-Джей и Сидни, которым это так легко удается, но теперь эта уверенность меня оставила. Взгляды прикованы ко мне, а я рассматриваю лица зрителей и понимаю, что не знаю о них совершенно ничего. Не знаю даже имен многих из них.

– Три шага вперед… – повторяю я, на этот раз тише. Я дрожу, руки трясутся. Желудок сжимается в тугой узел, к горлу подкатывает тошнота.

Встаю, готовая кинуться прочь со сцены, но тут что-то привлекает мой взгляд в углу комнаты. Кэролайн вскочила на ноги. Она указывает на себя и беззвучно шепчет: «Смотри на меня!»

На пару секунд это помогает. Внимательно смотрю ей в глаза, открываю рот, чтобы продолжить чтение, но стены вдруг начинают крениться и заваливаться, и лицо Кэролайн расплывается.

О нет.

Заставляю себя согнуть ноги в коленях, как учила мама на случай, если придется выступать с речью – иначе есть риск, что их «перемкнет» или что я упаду в обморок.

Эй-Джей был прав. Мне здесь не место.

– Извините, – бормочу я, ни к кому конкретно не обращаясь. Скручиваю блокнот в трубочку, желая провалиться вместе с ним сквозь землю. Соскакиваю со сцены и спешу к двери.

Дверь. Пробегаю пальцами по швам, по замку. Без ключа мне отсюда не выбраться.

– Погоди, я сейчас, – говорит Эй-Джей и вставляет ключ в замок. – Все в порядке, не волнуйся, – говорит он искренне, словно и впрямь хочет меня успокоить. Но я вовсе не дурочка. Я отчетливо слышу нотки облегчения в его голосе.

Я не умею писать стихи, и уж тем более читать их незнакомцам. Да и потом, я очень от всех них отличаюсь. Мне нет никакой необходимости здесь находиться. У меня есть подруги. Эта мысль вызывает чувство вины, и все же она правдива. Может, мои отношения с девочками из «Восьмерки» и поверхностны, но зато они не заставляют меня каждый раз выворачиваться перед ними наизнанку.

И тут до меня вдруг доходит, что все это – одна большая шутка. Месть за то, как я обошлась с Эй-Джеем. Уверена, все от души надо мной посмеются, когда Эй-Джей наконец откроет эту чертову дверь и я уйду.

Лицо у меня горит, на глазах выступили слезы, но тут замок наконец щелкает, и дверь распахивается.

– Ты был прав, – шепотом говорю я Эй-Джею на выходе из комнаты. – Не волнуйся, я больше не вернусь. – И я молнией выскакиваю за дверь в чулан уборщика, пробираюсь между швабрами, метлами и баночками с чистящими средствами и выбегаю в коридор.

Кэролайн следует за мной по пятам, но мне не хочется ее видеть. На долю секунды мне кажется, что это из-за нее у меня ничего не получилось, но потом я вспоминаю, как она отчаянно привлекала мое внимание. Исключено, что она осознанно хотела мне навредить.