поднимали разные провокационные вопросы, откуда, мол взялись в Карабахе азербайджанцы. Настроение старика немного улучшилось, видно было, что воспоминания доставляют ему радость. Улучив момент, полковник попросил разрешение говорить.

— Карам-киши, подбирая азербайджанские слова, начал полковник, — если можете, простите, но мне тяжело говорить на родном языке. Так как почти двадцатьпять лет я прожил вдали от Родины. Если вы не против, я буду говорить по-русски, и если вам что-то будет непонятно, то вот — полковник показал на Азая, — он вам переведет.

— Да, говори сынок, — старик так и не обратился к полковнику — со словом «Ряис»

— Я почти все понимаю, когда говорят по-русски. Раньше, при Советах, часто ездил на всякие съезды и симпозиумы в Баку и Ханкенди. Да и учился когда-то в партшколе, — старик грустно вздохнул, — вот такие вот дела мои дорогие, — он усмехнулся, — было время.

— Итак, — начал полковник, вы почти все уже знаете, — действительно город Шуша оставлен, не только жителями, но и последними защитниками, те которых вы видели сегодня, вышли оттуда. Но не об этом речь, — как получилось и кто виноват, рассудит нас время. Сейчас главное, организовать вывод отсюда людей. Армяне блокировали дорогу на Лачин и теперь окружают оставшиеся деревни, не атакуя их, стараясь взять в кольцо, окружить. Сами же, с основными силами продвигаются на Лачин.

Есть мнение, что они хотят захватить, как можно больше пленных, уничтожить жителей, так, как они сделали с городом Ходжалы. О вас и вашей деревне мы узнали случайно, когда выходили из города, через Зараслы. Там нам повстречались жители из Косалар, вот они и рассказали про вашу деревню. Пока пробивались к вам, убедились в правоте своих предположений. Деревня Сяфиханлар, окружена, теперь армянские отряды перекрывают дорогу вашим людям. Решение одно, надо выходить только по дороге, ведущей через гору Сары-Баба, другого выхода нет. Все подступы к деревне блокированы отрядами армянских боевиков. Нам не раз пришлось пробиваться через их заслоны. Да и вы сами, могли заметить, в каком состоянии наши солдаты. Так что времени нет, надо собирать людей и решать, как их спасти. Пока говорил полковник, Карам киши хмурил густые брови и поглаживал бороду. Мы должны выдвинуться в ночь, так что времени осталось в обрез. Вы соберите людей и расскажите им все, что вы здесь услышали, — и еще, — полковник сделал паузу, — надо предупредить чтобы каждая семья взяла только самое необходимое. Дорогу на Сары-Баба вы знаете лучше нас, тем более в горах выпал снег. Идти придется, неся все имущество и детей на руках. Он подвинул к себе остывший чай и стал медленно отпивать. В комнате наступила тишина. Каждый сидящий обдумывал только что услышанное и молчал. В это время дверь открылась и вошла жена Карам киши.

— А киши, — с порога она обратилась к мужу — ты так и будешь морить голодом гостей или прикажешь нам накрывать на стол, а то все остывает, пока вы тут разговариваете. Не дожидаясь ответа старика, она стала расставлять на столе тарелки и приборы. Ей помогали две девушки, то ли ее невестки, то ли дочери. Старик молчал, глядя, как накрывается стол для трапезы. Потом, собравшись с мыслями, он заявил: — Вы тут перекусите, что послал АЛЛАХ, а мне надо потолковать с мужиками, да отдать кое какие распоряжения. Так что вы, тут пока без меня, — он не договорил, быстро поднявшись из-за стола, вышел из комнаты. Полковник взглянул на Азая: — Что будем делать, не удобно же сидеть тут без хозяина.

— Все нормально командир, если на столе появился хлеб, то надо его отведать, чтобы не обидеть хозяев, — сказал он и первым потянулся за хлебом. Девочка лет семнадцати или больше, внесла и поставила кастрюлю с ароматно пахнущим варевом. Азай поблагодарил ее, открыв крышку, вдохнул аромат пищи. Командир будем жить, это настоящий бозбаш. Давайте вашу тарелку, — он взял черпак и стал разливать суп по тарелкам. Проведя черпаком по дну кастрюли, он извлек большой кусок мяса и положил на тарелку полковника. Голод давал о себе знать, и им пришлось на минуту забыть все невзгоды последних дней.

— Как говорят у нас в Одессе, — полковник вспомнил своего командира самоходного артдивизиона подполковника Фешбейна, коренного одесского еврея, который знал уйму одесских поговорок и анекдотов, — что бы я так жил, — закончил он фразу, и не дожидаясь рукоплесканий со стороны Азая, накинулся на еду. Понадобилось несколько минут, чтобы они опустошили кастрюлю супа, прежде чем вошла хозяйка и принесла нарезанный сыр и зелень. Она с удивлением посмотрела на пустые тарелки и кастрюлю, покачала головой и что-то шепча, вышла из комнаты.

— Она не представляет, как можно так быстро проглотить все, что она, наверное, наготовила на всю семью — сказал полковник и посмотрел на Азая.

— Они простят нас, командир, не переживайте. Тем более не известно придется нам еще раз отведать домашней пищи, — с какой то грустью в голосе сказал он. Полковник ничего не ответил на это, но в душе он был полностью согласен, со своим товарищем. Они поднялись из-за стола, взяв свое оружие, вышли из комнаты.

На пороге дома стояла хозяйка и ее девочки, которые укладывали пожитки на расстеленное одеяло. Стало понятно, Карам-киши успел распорядиться, чтобы готовились к эвакуации и вот теперь в доме шли приготовления.

Увидев военных, жена хозяина дома не выдержала и бросилась к ним, причитая:

— Это что же такое твориться, всю жизнь мы наживали добро, строились, обживались, а теперь, что вот так все бросим, оставим нажитое этим проклятым айкам? Она говорила, а из глаз по щекам катились крупные капли слез. Женщина подошла близко к полковнику, прося его ответить, почему такая несправедливость? Почему правительство из Баку молчит, когда горит родная земля и люди вынуждены уходить из своих домов, спасаясь бегством.

Что он мог ответить этой простой женщине, если ему самому было непонятно. Как могло такое произойти? Колыбель азербайджанской культуры и гордость народа — город Шуша оставили в развалинах. Из Баку помощь так и не пришла. Полковник со своими отрядами, сдерживал двое суток превосходящих в силе наступающих армян и их наемников, как саранча, налетевших на город со всех сторон, в надежде, что помощь все-таки придет, но все было напрасно.

Отчаявшись и придя на телевизионную студию, он в прямом эфире обратился ко всем, кто его слушал с просьбой прийти на помощь. Так и не дождавшись ее, он вынужден был покинуть горящий город, когда защитников осталось всего 32 бойца. Это было тогда, а теперь их уже 24 человека,