На следующий год были назначены их замужество и отъезд. И каково же было отчаяние Генри, когда он, лишь в прошлом месяце, узнал о ее помолвке с другим. Сидней Паркер был уверен, что было невозможно быть более привязанным к женщине, чем это было в случае с Генри. Но даже теперь он не промолвил ни слова упрека в ее адрес. Он чувствовал, что будущее его безрадостно, но не осуждал ее за то, что она предпочла лучшую партию и более спокойную и удобную жизнь. А теперь его отец был действительно озабочен тем, чтобы ускорить его отъезд из Англии и отвлечь от мрачных размышлений, разорвать его прошлые связи и по возможности скорее ввести его в ту среду, в которой ему предстояло жить чуть ли не до конца своих дней. Приготовления к путешествию шли полным ходом, но свадьба его кузины должна была состояться в течение следующих двух недель, и, поскольку изъявившие согласие семьи, как предполагалось, должны были присутствовать на церемонии бракосочетания, было решено целесообразным, чтобы в этот период Генри не было в Лондоне.

Сидней и его друг, Реджинальд Каттон, посоветовавшись по этому случаю, решили, что Реджинальд, на своем пути к Брайтону, довезет Генри до Сэндитона. А Сидней позаботится о его представлении тем незнакомым людям, которые бы ничего не знали и не спрашивали о нем в течение этого деликатного периода.

– Я не против, чтобы посвятить собственную семью в эту тайну, однако то, что я сказал вам, не должно уйти дальше этого стола, – сказал он. – Генри самый обидчивый молодой человек и он будет глубоко расстроен, если почувствует, что кто-нибудь из встреченных в Сэндитоне соболезнует ему по поводу дня свадьбы его кузины.

Симпатия и доброжелательность, проявляемые Сиднеем по отношению к его другу, были очень заметны.

– Бедный молодой человек, – сказала Диана. – Но вы поступили очень хорошо, посвятив нас в это, Сидней. Очень печально, что его надежды на будущее погубила легкомысленная молодая женщина. Однако, кто знает, какие резкие комментарии мы могли бы себе позволить, если бы не знали все обстоятельства дела?

– Да, действительно, – согласилась миссис Паркер. – Всегда лучше говорить правду.

Артур, который все еще продолжал внимательно наблюдать за своим братом, казался на этот раз совершенно удовлетворенным. А Сидней, бросив быстрый взгляд на сидевших за обеденным столом и убедившись, что Генри Бруденалл не встретит в Сэндитоне ничего кроме надлежащего такта и доброжелательности, был согласен оставить эту тему и перейти к беседе о других делах.

Когда все встали из-за стола, каждый нашел для себя уютный уголок в насыщенно-темном убранстве гостиной. В ожидании чая сестры расположились на цветастом диване с ворохом всевозможных подушек и подушечек, Артур устроился в любимое кресло у камина, а Шарлотта предпочла мягкий стул из красного дерева, обитый яркой тканью. Сидней тотчас элегантно присел на соседний стул и лукаво глядя в глаза, сказал:

– Мисс Хейвуд, я убежден, что вы станете моим верным союзником. В некоторых делах мне никак не обойтись без Вашей поддержки, – в полголоса проговорил он и пододвинул свой стул поближе к ней. – Пока не принесут поднос с чаем, никто в этой комнате не посмеет говорить ни о чем, кроме как о пользе целебных трав для усвоения только что съеденного.

– Сидней, ну как же ты преувеличиваешь, – возразил мистер Паркер, присоединяясь к ним.

– Тогда иди и убедись в этом сам, – усмехнулся Сидней, отмахиваясь от него. – Конечно, всегда может быть исключение из правил, и мы вместо главной темы будем обсуждать второстепенные: с чем пить травяной чай, или до какой температуры его охлаждать, чтобы он стал особенно полезным для желудка. Поверьте, мисс Хейвуд, они могут говорить об этом целый час и даже мне не удавалось сменить вечную тему каждого семейного диспута.

– Целый час! Какая чепуха! – громко ответила Диана, сидящая в дальнем углу гостиной. Оказывается, увлеченно беседуя с сестрой, она одновременно видела и слышала всё, что происходит вокруг. – Наши семейные проблемы со здоровьем, ни для кого не секрет и ваши насмешки по этому поводу тоже. Но мисс Хейвуд, милая, не верьте ни одному слову этого повесы, он часто говорит, не подумав. А о чем нам еще говорить, если не о своем самочувствии, правда, Сьюзен?

– А я уверен, что мисс Хейвуд только что пережила это невыносимое испытание, о котором я говорил, – возразил Сидней, – и готова объединить свои усилия с моими, чтобы воспрепятствовать его продолжению.

– А вот сейчас, философствуя, ты становишься совсем смешным.

– Диана, оставь его, – проворчал мистер Паркер. – Это его обычная манера вести себя так, как заблагорассудится. Давайте, не будем вмешиваться в его разговор с мисс Хейвуд, раз уж им есть о чем поговорить, – добавил он, встав со стула, и неторопливо опустился на диван рядом с сестрами. – Мы позволим ему сидеть рядом с мисс Хейвуд, если он этого так хочет.

– Каждый в нашей семье видит соринку в глазу другого, а в своем – бревна не замечает, – рассмеялся Сидней. – Однако теперь, когда все бревна и соринки с блеском собраны и подсчитаны мной, я готов поделиться этим успехом и предложить Вам как нашей гостье, мисс Хейвуд, выбрать тему сегодняшней беседы.

– Давайте поговорим о книгах, в Сэндитоне, как я убедилась, довольно неплохая библиотека, есть что почитать, – сказала немного смущенная общим вниманием Шарлотта, на самом деле, ей очень хотелось узнать, что читает этот интересный молодой человек, наверняка, он знает больше нее и может многое рассказать.

Однако в читающей и прогрессивной семье Паркеров не привыкли говорить о книгах. Блеснуть начитанностью мог только Сидней, впрочем, его литературный вкус менялся так же стремительно, как оттенок вечернего залива, сливающегося с алой линией горизонта в оконной палитре. Он часто соглашался с собеседником, легко вставал на его сторону, а если спорил, то скорее из любопытства и желания изучить нового человека, чем победить в споре. Так было и с Шарлоттой. Они всё говорили и говорили, быстро переходя от одной темы к другой, и Шарлотта всё больше и больше увлекалась этим страстным молодым джентльменом. Бесспорно, он выделялся на фоне остальных своим интеллектом и способностями. С Паркерами его родило только то, что он всё делал с большим чувством. Глядя на Сиднея, Шарлотта невольно сравнивала его с другими мужчинами в ее окружении: сэр Эдвард Денхэм по сравнению с ним казался циркачом, жонглирующим цитатами, Артур Паркер – слоном в посудной лавке, так как совершенно не умел общаться со сверстницами. С девушками он вел себя как с сестрами – старыми девами, первым делом хвастался своими новыми болячками, но вместо жалостливого одобрения всегда получал отказ. Пытаясь расставить свои новые чувства по местам, как книги, о которых они говорили, Шарлотта уже почти не слушала своего собеседника, а только восхищенно смотрела на него. Это был лучший вечер со времени ее приезда в Сэндитон. Как жаль, что он пролетел так быстро.

В какой-то момент Шарлотта усомнилась в искренности взглядов Сиднея. Нет, он не лгал, но порой противоречил сам себе. Эта легкость суждений и изменчивость взглядов насторожили ее. Он ей нравился, но она была совсем другая и никогда не отказывалась от своего мнения. Привычка, воспитанная в ней с детства родителями, стала для нее второй натурой, Шарлотта была твердой и принципиальной юной леди, и этого трудно было не заметить.