Гарон наконец отхлебнул из своей чашки.

— Его глупость дорого обошлась нам обоим. Невозможно смириться с потерей сына и с потерей чести.

— И теперь вас разрывает между клятвой сардаукара, обязанностью служить Дому Коррино, и памятью о сыне.

— Вы очень хорошо меня понимаете.

— Если бы мы приняли решение, гм, то, вероятно, нам удалось бы остановить возвышение Муад’Диба. Но кое-что мы можем сделать и сейчас, не так ли, гм? Здесь у нас есть некоторые возможности — и у вас, и у меня. Если удалить эту фигуру с доски — удалить осторожно и с умом, — то последующую неразбериху можно легко использовать для восстановления порядка в соответствии с нашими интересами.

Старый башар пытливо посмотрел на Фенринга.

— Вы предлагаете сотрудничество? Значит, вы вернетесь на Салусу Секундус?

Фенринг, как зачарованный, продолжал смотреть на рукоятку кинжала.

— Скажите императору, что я вполне понимаю смысл его предложения, но вынужден ответить отказом. Пока вынужден. Передо мной открылись здесь… другие возможности, и я намерен ими воспользоваться.

— Шаддам будет недоволен провалом моей миссии.

— Гм, тогда скажем так, что я, вероятно, изменю свое решение. Подержите его на остром крючке. Для того чтобы сделать иллюзию более правдоподобной, я приму этот кинжал в дар и оставлю его у себя. Я прекрасно знаю его образ мыслей. Он, гм, считает, что возможность моего возвращения — это большая милость с его стороны. Но я пока буду заниматься обучением и воспитанием моей ненаглядной маленькой дочурки.

— Почему вы придаете такое большое значение этой девочке?

Ох уж эти сардаукары. Для них в жизни существует только белое и черное.

— Она имеет очень большое значение, дорогой мой башар. Что, если нам придется обойти этого глупца на Салусе и искать способ самим свергнуть Муад’Диба?

Гарон откинулся на спинку стула, изо всех сил стараясь скрыть потрясение.

— Трудные времена требуют трудных решений.

Фенринг продолжал говорить, упрямо настаивая на своем.

— Провалы имперской политики Шаддама были такими вопиющими и люди так хотели его смещения, что даже этот безумный выскочка Муад’Диб смог занять вакуум, заполнив его своими фанатиками. Теперь, однако, становится ясно, что Муад’Диб может оказаться хуже Шаддама, и нам надо любой ценой прекратить бойню и установить новый порядок.

Испустив тяжелый вздох, Гарон согласно кивнул.

— Мы должны следовать путем чести. Поступив так, мы сможем остановить злодейство, совершаемое ныне против человечества. Честь обязывает нас сделать все, что в наших силах.

Фенринг протянул руку, и старый башар Гарон крепко ее пожал. Самого Фенринга, в отличие от старого солдата, не слишком сильно волновали вопросы чести. В этом была сила, но одновременно и слабость башара Зума Гарона. Фенрингу самому предстояло разработать все детали плана и привести его в действие.

Пределы империи необозримы, но истинно эффективное правление распространяется не далее одной планеты, континента, а то и одной деревни. Людям трудно охватить взором то, что лежит за пределами их ближайшего окружения.

Муад’Диб

Политика и бюрократия

Он одиноко стоял на балконе.

Ночные огни Арракина были тусклы и взошедшая первая Луна отбрасывала длинные тени от домов разросшегося, потеснившего пески большого города. Вдали, в зубчатой линии гор виднелись расселины, сквозь которые в плоскую котловину устремлялись потоки песка. В тех местах Защитного Вала Пауль когда-то с помощью атомных бомб проделал проходы, сквозь которые к городу устремилось его войско верхом на песчаных червях. Защитный Вал был естественным препятствием, взорванным в битве одним простым человеком. Обычным человеком.

Но люди не считают его обычным человеком. Молодой император снова лег в постель, но сон бежал от него. В просторах галактики Паулю предстояло провести бесчисленное множество военных операций, и он, Муад’Диб, вдохновит их на пути к вечной славе. Фримены не потерпят даже малейшей слабости и не простят ее своему мессии.

Иногда видения, основанные на предзнании, носили характер каких-то общих, весьма смутных впечатлений, но иногда это были живые яркие сцены, наполненные мельчайшими деталями. Сам джихад представлялся ему высоким горным хребтом, перегородившим дорогу его жизни — опасным, грозным препятствием, обойти которое он не мог. Поначалу Пауль пытался отрицать эту преграду, но потом приучил себя к мысли о необходимости идти вперед, смело глядя в лицо трудностям, преодолевая предательские расселины в скалах и неожиданные бури. Он был поводырем слепого, он, Пауль, поведет его по безопасным проходам, сознавая, однако, что на этом пути их могут поджидать лавины, наводнения, горные обвалы и удары молний. Законы сохранения вида требовали иного. Иного требовала и ужасная цель. Не важно, какой путь он выберет, но, прежде чем человечество под водительством Пауля достигнет земли обетованной, его, человечество, ждут тяжкие и неизбежные жертвы.

Пауль предвидел, что к власти его прирастут показуха, помпезность и бюрократия. Все признаки были уже налицо. Поначалу все это будет выступать под личиной мощных и необходимых механизмов власти, но со временем начнет метастазировать, как раковая опухоль. Пауль понимал, что придется некоторое время терпеть это, ибо таково топливо джихада.

Дюна уже стала центром обновленной вселенной. Сюда будут являться миллионы и миллионы совершающих хадж паломников. Здесь, на этих выжженных солнцем равнинах, будут приниматься судьбоносные решения, отсюда отправятся в поход легионы Муад’Диба, чтобы воплотить его планы.

Отсюда, из Арракина, новой цитадели Муад’Диба, свет новой веры и жизни зальет галактику. Его дворец будет иметь исполинские размеры и излучать невиданную красоту. Таково требование народа, таково веление истории.

Старые постройки были уже снесены, хлам убран, место строительства колоссального сооружения расчищено. Стройка начнется с рассветом.

Старая резиденция правителей Арракина составит ядро гигантского здания, но в новом дворце не будет даже намека на прежнее жилище Дома Атрейдесов на Арракисе, которое до этого было резиденцией графа и леди Фенринг. Пауль стоял между суровым Корбой и жизнерадостным Уитмором Бладдом под высоким сводчатым потолком и наблюдал, как реагируют на его планы Чани и Ирулан.

Мастер меча Бладд, едва не лопаясь от гордости, демонстрировал голографические изображения домов, садов и проспектов будущей цитадели Муад’Диба. Планы были настолько грандиозны, что отдельные их фрагменты занимали едва ли не весь большой зал. Проектировщики вносили последние штрихи, исправляя модели под руководством квалифицированных архитекторов.

Бладд изумительно справился со своей задачей; ему удалось согласовать намерения и идеи великого множества людей и при этом заставить подчиненных проникнуться идеей «самого грандиозного в истории человечества архитектурного триумфа». Бладд уже много лет де-факто руководил всеми предприятиями эрцгерцога Эказа; вот и теперь ему предстояло координировать работу тысяч строителей и техников, следить за поставками материалов и за исполнением бюджета (несмотря на то что даже сироты, ночевавшие на улицах Арракина, с радостью отдали бы свои последние гроши Муад’Дибу).