– Откуда ты все это знаешь?

– Из норвежских легенд. В детстве я ими заслушивалась, но… – девушка повернулась, всплеснув руками. – Ох, Анна, мне и в голову не приходило, что я окажусь в числе женщин, похищенных норманнами. К чему эти наряды, когда в душе я остаюсь англичанкой? Почему я не умоляла Рорика отпустить меня на свободу, вместо того, чтобы спорить и требовать? Почему?

– Не вини себя, госпожа. Вряд ли Рорик бы тебя отпустил, да и сейчас не отпустит. Я еще не видела мужчину, который так стремился бы обладать женщиной.

Ивейна взглянула на Анну с ужасом.

– Думаешь, он возьмет меня силой, если я откажусь? Неужели я обманываю себя, надеясь на его благородство?

– Нет. В благородстве Рорика можешь не сомневаться. Но сумеешь ли ты сама устоять перед ним? Ты Рорика боишься или себя?

Девушка покачала головой.

– Нечто подобное ты говорила на корабле. Я тогда не смогла ответить, не могу и теперь.

– Тебя ведь влечет к нему. Я это чувствую, и ты сама призналась.

– Да, влечет. Почему бы нет? Он красивый, он защитил нас. Бог знает, что с нами было бы, если б не он, но… – Ивейна взглянула на полог шатра. За ним ее ждало будущее… или погибель. – Знаешь, Анна, о чем я сейчас подумала. – Она повернулась к девушке и медленно произнесла: – Мы говорим о благородстве Рорика, но как же моя честь?

– Твоя? – нахмурилась Анна. – Но честь женщины напрямую зависит от мужчины. У тебя нет ни отца, ни братьев, ни мужа.

– Вот именно. Мне самой приходится защищать свою честь.

– Но…

Ивейна торопливо продолжила:

– Рорик дал мне отсрочку, но он может себе это позволить, потому что уверен, что я ему покорюсь.

– Но, госпожа, ты только что сама призналась, что сомневаешься в своих чувствах к нему…

– Сомневаюсь, – мрачно согласилась Ивейна. – Но если я и вступлю с ним в… в… любовную связь, то только по собственной воле. А не по принуждению.

– Гм. – Анна развела руками, глядя на ее решительное лицо. – А когда, по-твоему, у тебя возникнет желание вступить с ним в любовную связь?

– Думаю, скоро, – буркнула Ивейна. – Но ему это знать не обязательно.

– В таком случае, – пряча улыбку, Анна отдернула полог, – давай покажем этим норманнам, на что способны саксонские женщины. Вперед, госпожа.

Ивейна глубоко вздохнула и вышла из шатра.

И сразу же врезалась в Рорика.

Он схватил ее за плечи, шагнул назад и окинул ее взглядом с головы до ног.

– Ну? – поинтересовалась Ивейна. – Знатная женщина нравится тебе больше, чем нищий мальчишка?

Рорик вскинул брови, удивляясь ее воинственному настроению.

– Думаю, тебе безопаснее было оставаться в облике нищего мальчишки, красавица, – проворчал он, и его улыбка была очень мужской, манящей и совершенно неотразимой.

Ивейна изо всех сил старалась не улыбнуться в ответ. Бог знает, к чему это может привести.

– Святые небеса! – очень кстати воскликнула Анна. – Они тут все переоделись.

Рорик взглянул на нее с довольным видом.

– Иди с нами, – велел он. – Твое место возле твоей хозяйки. А твое, – он привлек Ивейну к себе, – со мной. – Разжав объятия, он взял ее за руку и повел на корму.

Викингов было не узнать. Некоторые из них остались в Каупанге (к тайной радости Ивейны, Гуннар входил в их число), но остальные были похожи не на воинов, а на почтенных землевладельцев или купцов.

Когда они взошли на корму, Рорик со словами благодарности взял рулевое весло из рук Торольва. Ивейна опустилась на ближайший сундук, сразу позабыв все тревоги. Даже Оттара, который пялился на нее так, словно видел впервые, она удостоила лишь мимолетным вниманием. Ее взгляд был прикован к открывающимся за бортом пейзажам.

Они шли по узкому фиорду. Вода под форштевнем сияла ослепительной синевой. Пышные зеленые луга у самой кромки берега сменялись хвойными лесами, покрывающими каменистые склоны. А еще дальше на фоне светлого, безоблачного неба вставали скалистые горы с заснеженными вершинами.

Тишину нарушал лишь тихий плеск весел и птичьи трели. Затем в неподвижном чистом воздухе раздался звук рога. Только две ноты, долгие и завораживающие.

Ивейна склонила голову, прислушиваясь.

– Весть летит впереди нас, – сказал Рорик. – Иди сюда, милая. Мы почти дома.

Его слова одним махом вернули ее с неба на землю. Девушка глядела на него, измученная страхом и опасениями, и думала о том, что настоящая битва только начинается.

– И как же ты меня представишь? – спросила она. – Как военную добычу?

Рорик нагнулся к ней, взял за руку и притянул к себе, заставив встать с сундучка.

– Спрячь коготки, котенок. Тебя и представлять не придется. Стоит только взглянуть на нас, и всем станет ясно, что ты моя.

– Да ну? – Ивейна попыталась вырвать руку и поняла, что даже собственные чувства ей изменили. Ей хотелось стоять в его объятиях, чувствовать биение его сердца, наслаждаться его жаром и силой. – Как удобно, – проворчала она, выдавливая из себя слова. – Отвезти меня в дом к твоей мачехе и снова уйти. В конце концов, мы всего лишь женщины. Мужская собственность. А собственность не думает, да? И ничего не чувствует. И не…

Ивейне пришлось умолкнуть. Еще чуть-чуть, и ее голос сорвался бы. Она до боли сжала кулаки, борясь с подступившими слезами.

И даже не услышала резкий вздох Рорика, ошеломленного ее упреком. Он открыл было рот, желая объяснить Ивейне, что в норвежских семьях наложницы пользуются почти таким же уважением, как жены… и слова застряли у него в горле.

– Не надо, – зачем-то сказал он. Ивейна так и не заплакала, не воспользовалась своей слабостью, чтобы разжалобить его. – Я знаю, здесь для тебя все чужое, незнакомое. Я не буду тебя торопить.

Она не ответила, только взглянула на него такими несчастными глазами, что у Рорика сжалось сердце. Он хотел что-то добавить, хотел утешить ее, но ему помешал звук рога.

Впереди, на поросшем травой берегу, собралась радостная толпа встречающих.

Объясняться было некогда, но в это мгновение, когда жгучая страсть и пронзительная нежность впервые слились воедино в душе Рорика, он понял, что должен сделать.

На краткий миг выпустив из рук кормило, он взял в ладони лицо Ивейны, посмотрел ей прямо в глаза и, вложив в голос всю свою убежденность, произнес:

– Доверься мне. Хотя бы сейчас доверь мне свою честь и положись на меня.

Довериться? А что еще ей остается? После того, как они сошли с корабля, только рука Рорика служила ей якорем в бушующем море шума и суеты.