Но понимание, что Ледовое побоище все же будет именно побоищем, рыцарей со льда не убрало и в ворон не превратило. Их предстояло еще крошить в капусту, выманивать на лед Сиговицы и топить, топить, топить, не бросая никаких спасательных кругов! При этом железные болванчики и наших тоже немало искрошат и потопят.

Вообще‑то, глупо было обзывать рыцарей болванчиками, принижая их боевые достоинства, но сказался бабский подход, если противника обозвать, бить его как‑то легче. Про «легче», конечно, пришлось быстро забыть, хотя наш полк ввязался в бой нескоро.

На русской стороне стало совсем тихо тишиной кануна битвы – давящей, тяжелой, грозной. И в этой тишине, туго натянутой, как тетива лука, готовая сорваться смертоносным полетом стрелы, грозовой тучей двигались по снежной белизне всадники. По мере их приближения стал слышен топот конских копыт и бряцанье железа на рыцарях и их конях. Немцы ехали медленно, мерно покачиваясь в седлах в такт движению. Белые накидки с крестами занимали все больше и больше места, покрывая, кажется, все озеро от одного берега до другого. Свинья показывала свою силу, еще не приблизившись к противнику. От такого кто хочешь испугаться может. Среди русских послышались замечания:

– Не торопятся…

– Да уж, не спешит хряк поганый…

– А как их бить?

В ответ усмехнулись:

– А как хряков бьют? Топором да посильнее.

Смех был нервным, понятно, что немногие увидят завтрашний день, но позади Новгород, позади была Русь.

Князь крикнул что было сил, понимая, что чуть позже за грохотом оружия не будет слышно:

– С Богом, братья! Остановим эту немецкую свинью! Пора ей на бойню! С нами Бог!

На русские полки по покрытому первыми весенними проталинами льду озера катилась сплошная железная стена, все ускоряя свое движение. Впереди клина двигались сплошь покрытые доспехами рыцари на таких же увешанных защитой конях. Уже сейчас стало понятно, что их не удержать, что первые ряды просто погибнут. Митяй, стоявший с луком перед Передовым полком, чтобы метать стрелы еще до начала сражения, усмехнулся:

– Их разве стрелой прошибешь? Пороки бы сюда!

Воевода подумал о том, что новгородец прав, камнями бы хорошо побили. Внутри клина издали угадывались пешие, тоже вооруженные до зубов. Миша пытался напомнить стоявшим рядом, что надо сбивать немцев наземь, они тогда беспомощны. А коней бить по ногам, где нет защиты.

– А чего это у них за ведра на головах?

– А чтоб бить удобней было! По шелому всегда ли попадешь? А по такому ведру грех промазать!

Голоса у шутников были чуть дрожащие, нервные.

Стрелы, выпущенные в огромном количестве и с одной, и с другой стороны, ничего не дали, они скользили по доспехам, броне, щитам и пропадали, как вода в песке. Тогда Митяй сообразил наметить в знамя, которое колыхалось на ветру над массой рыцарей. Стрела попала в древко, знаменосец, не удержав, выронил его. Это вызвало бурю восторга в рядах русских. Но долго радоваться не пришлось. Воздух вдруг взорвал звук труб, играющий начало атаки. Клин перешел на рысь. Окованные железом страшные копья разом опустились. Первые ряды русских тоже ощетинились сотнями копий, тоже двинувшись вперед. Правильно, принимать на себя такой удар, просто стоя в ожидании, – значит заведомо его не выдержать и погибнуть. Если уж гибнуть, так лоб в лоб!

За топотом многих ног и грохотом железа едва ли кто‑то расслышал клич: «Бей хряка!», но этот призыв был, ответило на него многоголосое: «Бей!», и Передовой полк бросился на сшибку с врагом.

С ходу налетев на этот ряд, закрытые броней всадники врезались в передовой отряд. Началась страшная сеча. Был слышен лязг железа, крики людей, стоны раненых, конское ржание, ругань, помогавшая и той и другой стороне… Казалось, все смешалось в одну большую кучу. Но это только казалось, рыцари, несмотря на хаос, уверенно продвигались вперед, подминая под себя один за другим ряды Передового полка.

Отскочившие в стороны лучники не разбежались, откинув в сторону ненужные в такой схватке луки, они тоже взялись за мечи и топоры. Вот тут пригодилась учеба князя Александра, когда он заставлял пахарей и рыбаков, мостников и усмошвецов, кожемяк и многих, многих других по много часов махать и махать боевыми топорами, неустанно твердя, что латных немцев хорошо берут только секира и крюк. Действительно, брало хорошо. Стащенный со своего коня наземь рыцарь становился совсем беспомощным, да только попробуй его стащи, он же не сидит и не ждет! К себе не подпустит, мечи в руках огромные, двуручные, копья тоже длиннющие. Большинство рыцарей уже обломали свои копья о русские доспехи и щиты, а потому взялись за мечи, удар которых рассекал щиты и шлемы.

Митяй, схватив багор, выискивал себе глазом, кого бы подцепить. Рядом оказался спиной здоровенный рыцарь на вороном коне. Что конь вороной, можно догадаться только по едва видным из‑под брони ногам. Для начала новгородец рубанул именно по этим ногам. Конь подсел от боли, всадник едва удержался в седле, но Митяй не стал ждать, пока он выправится и порубит мечом кого‑нибудь из русских, подцепил крюком за железяку и с силой потянул на себя. И едва успел отскочить от груды падающего сверху железа. Кажется, рыцаря и добивать не было надобности, сам побился, но Митяй для верности все же долбанул по его ведру рукоятью секиры. И тут увидел зубастую немецкую палицу, подвешенную у пояса рыцаря. Тот не успел ее применить.

– Добре! – усмехнулся новгородец и применил палицу сам, переломав ногу следующему коню. Главным было заметить, чтобы не попали в тебя и не оказаться под падающим рыцарем или его конем. Немало народу погибло именно так – под рухнувшими подбитыми лошадьми в полном тяжелом облачении. В следующий раз, врезав палицей или подцепив немца крюком, Митяй кричал:

– Поберегись!

Хотя сам понимал, что этого крика никто не слышит. Вокруг стояли грохот, скрежет, крики и ругань. Очень скоро и сам Митяй испытал силу рыцарского оружия, ему расколотили щит и сильно поранили бок. Но уползать зализывать раны новгородец не собирался, руки целы, значит, можно бить рыцарей дальше. Ноги держат, значит, надо стоять против проклятых, не поддаваясь.

Но не поддаваться не получалось, слишком сильна была лавина, захлестнувшая Передовой полк. Он начал отходить, вернее, расступаться, пропуская всадников и встречая идущих вслед за ними пеших. Митяй отошел вместе со всеми, жалея, что бросил где‑то лук. Зады рыцарских лошадей оказались без брони, и то верно, иначе как же… хвост по надобности поднимать? Быстро сообразив это, новгородцы принялись бить животных по таким уязвимым местам. Митяй тоже не пожалел рыцарской булавы, еще подберет, швырнул ее в зад ближайшему коню. Тот от боли резко вскинулся, и всадник вылетел из седла. Ноги рыцаря все еще были в стременах, и он, пытаясь выпутаться, в конце концов повис на одном стремени, свалив и коня тоже. Но Митяй этого уже не видел, некогда смотреть, как падают, вокруг слишком много тех, кто желает свалить и уничтожить тебя или твоего товарища.