Мы много работали. В ходу был так называемый «сталинский стиль» работы. Я начинал в 9 часов утра и домой уходил не ранее 11 часов вечера. Дважды в неделю заседал на бюро райкома партии. Бюро заканчивало работу иногда в 2–3 часа ночи, а то и в 4 часа утра, и нас развозили по домам на машине.

До моего избрания секретарем парткома был М. И. Воронин. Это было не лучшее время для профессорско-преподавательского состава. Его раздирали склоки и подозрения. Воронин, очень подозрительный человек, никому не верил, в каждом видел противника. Многих хороших преподавателей, деканов он выжил из МВТУ. К нам он попал как парторг ЦК ВКП(б). Тогда вопрос о парторге МВТУ решал ЦК. Это была не выборная должность: кого присылали парторгом ЦК, того и избирали секретарем парткома. Как же можно пойти против воли ЦК?

И вот – это был редкий случай! – в МВТУ им. Баумана Воронина не избрали секретарем парткома на второй срок – забаллотировали. Он парторг ЦК ВКП(б) – и его вдруг забаллотировали!

Когда после него пришел я, то меня уже не назначили парт оргом ЦК ВКП(б), потому что ЦК «обиделся» на МВТУ за провал Воронина. Нас лишили тогда этого почетного назначения.

Но беда заключалась в том, что вражда директора и бывшего парторга ЦК ВКП(б) разделила и коллектив МВТУ на два враждующих лагеря. Это очень мешало жизни и работе училища. Чтобы решить главную задачу МВТУ, которая заключалась в том, чтобы готовить кадры высококвалифицированных специалистов, патриотов своей страны, честных, порядочных людей, нужно было решать вторую – кроме первоклассных преподавателей иметь хороший моральный климат в коллективе.

Мне пришлось обе задачи решать параллельно. Передо мной встала очень сложная и на тот момент первоочередная задача – сплотить коллектив, улучшить в нем моральный климат, чтобы каждый человек мог отдать делу максимум того, на что он способен, – без оглядки, без опасения, что его накажут.

Это удалось сделать. Мы в парткоме никогда не принимали таких решений, которые унижали бы человека. Мы старались так работать с людьми, чтобы они чувствовали себя спокойно, уверенно. Да, кое-кто приходил в партком с некоторой дрожью. Но не потому, что их там накажут, а потому, что они понимали, что с них спросят за порученное дело, что им дадут какие-то задания, которые надо будет выполнять. Нам удалось тогда за короткий срок оздоровить атмосферу в МВТУ. Теперь все били в одну точку без понукания, без принуждения, без угроз. Осознанно и квалифицированно решали сложные задачи.

Партком никогда никого не заставлял и никого не наказывал. Мы просили. Если задача поставлена, приглашали в партком человека, от которого зависело ее решение, и задача решалась. Если кто-то считает, что роль парткома гипертрофирована, он не прав. Надо было жить в то время, чтобы понимать мотивы наших действий.

Тогда не нужно было заставлять людей. Надо было помочь им понять, что от них требуется. Обстановка была такая, что люди не боялись работать. Мы создавали эту обстановку, и люди работали спокойно, уверенно. Даже с удовольствием.

Этот стиль работы я пронес через всю жизнь. Позднее такую обстановку я создал в Бауманском райкоме партии. До сих пор те кадры, которые работали при мне, говорят, как было хорошо и спокойно работать. Такую же обстановку нам удалось создать позднее и в Московском городском комитете партии.

Одновременно парторганизация училища решала задачу подбора и расстановки преподавательских и научных кадров. Если речь шла о заведующих кафедрами, то вопрос их назначения рассматривал ученый совет, который, как правило, работал самостоятельно, независимо. Мы в его решениях не сомневались. Заведующие кафедрами и коллективы определяли, в свою очередь, кто им был нужен на кафедрах. Что касается остальных сотрудников, то тут партийная организация влияла на подбор и расстановку кадров, отвечала за состояние научных, преподавательских сил в каждом подразделении МВТУ.

В работе с преподавателями важно было найти «главное звено», чтобы вытянуть всю цепь, и я нашел его в лице сложившихся еще до революции ученых, которые в то время возглавляли большинство кафедр. Именно они задавали тон.

Здесь хочу подчеркнуть, что, в отличие от более позднего времени, когда для служебного роста практически обязательным условием было членство в КПСС, на примере МВТУ видно, что в то время это было не так. Очень многие заведующие кафедрами были беспартийными.

Эти беспартийные старые профессора были очень надежными людьми, патриотами нашей страны. Мы видели, что они отдают делу максимум того, на что способны, и высоко их ценили. Это были люди, с которых можно было брать пример: Смирнов – кафедра теории механизмов машин, Куколевский – гидравлика, Сидорин – металловедение, Герке – химия, Шелест – тепловозы, Чудаков – автомобили, Николаев – кафедра сварки, Кристи…

Вели они себя с нами, студентами, как равные. Академик Чудаков, у которого я писал диплом, мне рассказывал, как он создавал свою кафедру. После революции в МВТУ автомобилей на кафедре не было. Он ездил по Москве в поисках образцов. Где-то в районе Сокола ему дали один узел, где-то – другой. Транспорт работал плохо, и он со студентами на санках доставлял, как он говорил, «все это железо» в училище, где собирал автомобили по частям. Хорошо еще, что в то время снег особенно не убирали – можно было на санках все это возить.

Сейчас идут споры о том, как определять роль ученого совета МВТУ. То ли научными наработками, которые он сделал, то ли ролью в педагогическом процессе. Я считаю, что в учебном заведении от ученых требуется, чтобы они были отличными педагогами. Главная задача МВТУ – подготовить такие кадры, которые могли бы самостоятельно решать задачи в народном хозяйстве на том участке, который им будет поручен. Выпустить такого специалиста, который знает, как ему надо работать, где искать нужные сведения для работы, какой расчет правильно применить, как самостоятельно найти решение.

Я помню, мы приглашали Липгарта заведовать кафедрой «автомобили». Липгарт – человек сложной судьбы. Сталин его в свое время наказал. Липгарт рассказывал: «Когда я получаю молодого специалиста, я три года от него ничего не требую. Я три года приучаю его к самостоятельной работе. А вот через три года я требую, чтобы он решал сложнейшие задачи сам. Тогда и на производстве он с первых дней будет делать свою работу самостоятельно».

Мне кажется, что преимущество Бауманского института заключается в том, что никого из наших выпускников не надо было довоспитывать и доучивать: МВТУ их готовило так, что они сразу начинали находить решения. В этом была сила педагогического труда. И до сих пор МВТУ славится тем, что его специалисты умеют решать сложные задачи и поэтому выдвигаются на руководящие посты в нашей стране.

Мы восторгались нашими преподавателями! Я был членом ученого совета, и мне приходилось слушать их выступления. Я не помню ни одного случая, чтобы кто-то из них подстраивался под обстоятельства. Они смело высказывали свое мнение, и никто на них надавить не мог.

Был, правда, такой курьезный случай. Как-то на ученом совете нашего факультета ректор МВТУ М. А. Попов (долгое время руководителя МВТУ называли директором) очень упрашивал членов ученого совета утвердить одного преподавателя. Он говорил, что этот человек ему крайне нужен, что он никак не может без него!.. Проголосовали – ни одного человека «за», в том числе… и сам Попов! Я был поражен: