При последних словах просторной кровати маленький стул не выдержал и вскричал:

– Ты старая дура! Он поступает правильно, наш хозяин: он берет жизнь так, как она есть! И, по моему мнению, он был бы набитым дураком, если бы, когда к нему приходит хорошенькая блондиночка, он ей не показал бы рая, который она так жаждет увидать. Конечно, ты, кровать, символ порядочной, серьезной любви, протестующей против распущенности, но я, я – символ любви легкой, вздора, ласк, которые проникают через кружева и шумящий шелк. Я вовсе не требую, чтобы снимали перчатки и шляпу; я не порчу прически. О! поцелуи через вуаль! я их испытал и надеюсь еще испытать! Потом ясно, что можно обманывать женщину (я говорю это вполне серьезно), которую любят больше всего на свете, наравне с теми, которых совсем не любят. Я даже больше скажу: гораздо лучше, что он обманывает свою хозяюшку при подобных условиях, чем если бы он обманул ее с женщиной, которую он бы страстно желал, которую он бы любил всем сердцем, о которой он не переставал бы мечтать, и которой никак не мог овладеть. Тогда уже обманывает не тело, а сердце, ум; все это меня побуждает сказать, что наш хозяин в действительности не обманывает свою прелестную подругу с карими глазами, несмотря на все свои похождения с утра до вечера.

При этих словах я не могла удержаться, чтобы не вскрикнуть:

– Ты прав, мой дорогой, ты прав! И я обратилась к кровати.

– Ты ворчишь, потому что ты ревнива. Впрочем, обман, при котором обманутый ничего не подозревает, не есть обман. Женщины, сознающие, что они обмануты, страдают от этого. А кому делает зло наш хозяин? Если ты хочешь знать, совсем напротив; он сеет только добро вокруг себя. Все те, которые только раз побывают здесь, думают только о том, чтобы еще раз оказаться с ним. Здесь, моя дорогая кровать, если и плачут, то только от радости. Я вижу только счастье в этом доме, и всеми своими хорошими минутами мы обязаны нашему удивительному хозяину, который с артистическим умением побеждает как самых распутных, так и самых умных женщин. Сегодня ночью ты, вероятно, не будешь скучать; и если ты прямодушна, ты нам завтра расскажешь о своих впечатлениях, и мы увидим, будет ли протестовать твоя дурацкая честность против тех удовольствий, которые тебе выпадут на долю.

Кровать начала притворно брюзжать, не говоря ни да, ни нет, но мы: маленький стул, шкаф, пуф, кресло и я – хором закричали: «Ура!», прославляя нашего хозяина, его бывших и будущих любовниц.

Уже после полуночи вернулись наш хозяин и его кузина.

Оба они имели очень усталый вид. Их платья были покрыты пылью. Мой хозяин должен был быть особенно недоволен, потому что он терпеть не мог суматохи и ненавидел всю эту толчею на бульварах, где теперь народ имел повод считать себя королем Парижа.

Танцевали ли они на каком-нибудь балу? Видели блестящие смешные кордионы, окружающие национальные памятники? Во всяком случае, они очень много ходили, и маленькая кузина теперь с полным основанием может хвастаться: это она заставила моего хозяина посмотреть на обыкновенную иллюминацию, которой празднуют каждую годовщину взятия Бастилии.

– Я полагаю, Люсьенна, что вы не прочь немного почиститься. Я не знаю, насколько вас покрыла пыль, я же чувствую зуд в коленях даже через кальсоны. Парижская пыль – это необыкновенная вещь, кузина; в ней заключается множество маленьких убийственных организмов, которые служат причиной всех болезней, всех недугов…

– Микробы! – сказала она.

– Да, это они. Вы ведь не захотите лечь спать с микробами?

Она не отвечала.

– Через пять минут для вас будет готова ванна. Она уже греется. Вы полежите в тепловатой воде и после этого так хорошо уснете!.. Когда вы выкупаетесь, я последую вашему примеру. Я обожаю ванну утром или вечером, перед тем, как лечь в постель. Мне кажется, что в ней оставляешь всю скуку и усталость. Ванна очищает тело и душу.

– О! – воскликнула она. – Я не придерживаюсь… безусловно…

– Какая вы смешная, кузина!

Мой хозяин тотчас же удалился, и я услыхала, как из крана стала с силой выливаться вода в ванну. Вероятно, в продолжении обеда и прогулки мой хозяин уже достаточно познакомился со своей спутницей, чтобы действовать против нее с таким благоразумием и уважением. Он не привык к таким предосторожностям: я уже убедилась в его вкусах. Ах! вряд ли с ним это могло долго продолжаться!

Молодая женщина стояла, не шевелясь, в комнате, не решаясь раздеться. Я думаю, что в ее душе зародились подозрения; она была не настолько глупа, чтобы не почувствовать беспокойства.

– Дорогая кузина, – сказал мой хозяин, показываясь с купальным халатом и полотенцами на руках, – все готово. Вот белье. В то время, как вы будете брать ванну, я приготовлю себе кушетку для сна.

Она пошла в уборную, где стала с такими предосторожностями раздеваться, что я уже больше ничего не слыхала.

В это время мой хозяин накрыл меня простыней и облачился в нижнее широкое платье, как целомудренная, изнеженная женщина. Потом он закурил сигару и пошел в гостиную пробежать глазами вечернюю газету в ожидании провинциальной наяды. Через несколько минут она вышла в пеньюаре. Ее волосы, подобранные кверху, придавали ее лицу больше нежности; ее щеки разрумянились и нужно ли продолжать? Ее пеньюар был ей гораздо более к лицу, чем ее прелестное платье. Ее бюст, не стянутый узким и вредным корсетом, изящно обрисовывался через легкую ткань; вообще вся фигура в этом широком, ниспадающем складками одеянии была очень мила и свежа. Вдруг я услышала, как хозяин крикнул ей из гостиной, где он в это время находился:

– Теперь, кузина, вам осталось только лечь спать; закройте ваши прекрасные глазки, отдайтесь мечтам и, как прекрасное дитя, бай-бай до утра. Покойной ночи, кузина!

– Покойной ночи, кузен, – ответила она.

Немного времени спустя мой хозяин принял ванну, которую он приготовил для себя; прошло еще несколько минут, и он, одетый в длинный халат, также вошел в спальню. Единственная лампа, стоявшая на комоде в стиле Людовика XV, бросала вокруг себя яркий свет. Она горела как-то таинственно, как будто она уже готовилась к роли соучастницы нашего веселья.

Могу с уверенностью сказать, что молодая дама не спала. Посередине кровати, под легким одеялом, колыхалось ее округлое тело. Ее голова, покоившаяся на подушке, олицетворяла одновременно и ненависть и страсть.

Ах! эти женщины, которые смотрят сквозь опущенные ресницы и задаются вопросом: что произойдет?

Мой хозяин был удивительно прост. С геройским бесстрашием он скинул свое платье, в котором был так похож на Божьего ангела. Медленно натянул ночную рубаху, не бросив ни одного любопытного взгляда в сторону кузины, которая исподтишка бросала на него взгляды, желая разглядеть поразительную растительность, которой был так богат ее сосед по комнате, затем он лег на меня, вытянулся разом, натянув одеяло на нас обоих, он, казалось, хотел уснуть.

В этот момент я подумала с беспокойством, действительно ли ночь пройдет без приключений. В то же время я успокаивала себя, полагая, что если бы у моего хозяина не было никаких задних мыслей, то он не переносил бы стола и пуфа для того, чтобы поместить меня на их место, в то время как он мог, и это было бы гораздо корректнее, лечь на диван в зале; он мог бы также очень легко достать один матрац из кровати, так как их было два, и приготовить себе ложе в соседней столовой. Непонятно, с какой стати он хотел быть так близко от кровати кузины?