приступила к делу.

Еще не было и двух ночи. Все складывалось хорошо. Я только что в третий раз переставила канюлю пациенту, который словно специально выдергивал ее, сводя на нет все мои блистательные старания, стоило мне повернуться спиной, и собиралась сбегать к торговому автомату, как вдруг сработал пейджер.

Меня вызывали из неотложной помощи. Скорее всего, поступил новый пациент, либо кому-то нужно было выписать лекарства, так что я остановилась у телефона в коридоре, чтобы перезвонить. Это был мой ординатор. Впервые за три ночи он со мной связался.

– Не могла бы ты подойти в неотложку? – попросил он.

Я не представляла, что ему было нужно. Некоторым ординаторам нравилось, чтобы интерны заполняли под их диктовку медкарты либо выписывали пациенту все его лекарства, однако этот врач, судя по всему, был совершенно не против делать все сам. Я подумала, что случилось что-то экстренное. Возможно, что-то важное, и понадобилась моя помощь. Я ускорила шаг, ожидая увидеть за двойными дверьми что-то по-настоящему серьезное. Там не было ничего. В отделении царили тишина и спокойствие. Пара работников подготавливала тележку, а Клэр подыскивала кровать для нового пациента. Она повернулась и улыбнулась мне.

– Все нормально? – спросила она.

– Да, – ответила я. – Все нормально.

Я огляделась по сторонам и увидела своего ординатора, сидящего за столом. Он облокотился на стул, подперев сзади руками голову. Показал мне на соседний стул, и я села.

– Все в порядке? – спросил он.

– Все хорошо.

– В палатах порядок?

– В палатах все в норме, – сказала я и нахмурилась.

– Я лечу в Амстердам, – сообщил он.

Я нахмурилась сильнее. Он вызывал меня в отделение неотложной помощи, чтобы рассказать о планах на выходные?

– Хорошо, – медленно сказала я. – Это здорово, когда собираешься?

Он наклонился вперед и улыбнулся.

– Сейчас, – ответил он.

Я ждала, что он закончит свою шутку. Но он ничего не добавил.

– Что значит сейчас? – недоуменно спросила я.

Он сунул что-то мне в руки, и я взяла не глядя.

– Это значит, что я сейчас ухожу, – сказал он. – Ты за главного.

От ужаса у меня ко рту подступила желчь.

– Но ты не можешь просто уйти, – сказала я. – Я не могу остаться здесь одна!

Он встал.

– Ты справишься.

– Но до конца смены еще шесть часов!

– Если я сейчас не уйду, то опоздаю на самолет.

Он начал собираться.

– Ты не можешь просто взять и уйти! – сказала я снова, срываясь на крик.

Клэр, слышавшая весь наш разговор, тоже принялась кричать ему вслед. Он отмахнулся от нас, даже не оборачиваясь, словно Лайза Минелли в «Кабаре».

И ушел.

Я опустила глаза, чтобы посмотреть, что он мне отдал.

Это был пейджер. Его пейджер. Тот самый, на который я должна была звонить в случае проблем, если не в состоянии справиться сама. В случае если мне понадобится помощь. Пейджер, на который звонили все в больнице, если нужна была срочная операция.

Я держала его в своих руках.

Теперь он принадлежал мне.

Я была врачом всего десять дней.

Три минуты спустя скорая привезла пациента. Сирены, стук дверей. Мой ординатор, должно быть, проехал как раз мимо них, выезжая с больничной парковки.

Пациентом оказался юноша с острой болью в животе и рвотой. У него была задержка в развитии, давние проблемы с сердцем, а также ряд других сопутствующих заболеваний, и, словно этого мало, чтобы усложнить ему, а заодно и нам жизнь, у него стояла постоянная трахеостома. Он испытывал сильнейшую боль. От испуга метался в каталке, пинаясь и размахивая руками каждый раз, когда к нему кто-то приближался.

Откуда-то из толпы собравшихся людей послышался крик консультанта неотложной помощи:

– Кто здесь из хирургии?

Я ощутила тяжесть пейджера в своем кармане, сделала глубокий вдох и сглотнула.

– Я из хирургии.

Из угла комнаты реанимации я наблюдала, как персонал неотложной помощи стабилизирует пациента. Они отслеживали его сердцебиение и дыхание, дали обезболивающее, и им удалось успокоить его, чтобы осмотреть и взять кровь на анализ. Я восхищалась их навыками и квалификацией, их добротой и пониманием, а еще испытывала огромное чувство вины и злости из-за того, что этот паренек не получил врача хирургии, который ему предназначался. Ему ничего не угрожало, и он находился под присмотром, однако заслуживал кого-то получше, чем я. В тот момент мне казалось, что все пациенты в больнице заслуживают кого-то получше, чем я.

Ко мне подошла консультант неотложной помощи.

– Ему нужно место в интенсивной терапии, – сказала она и посмотрела на мой бейдж. – Где твой ординатор?

– В Амстердаме, – ответила я, потому что больше мне сказать было нечего.

– Я организую ему кровать в интенсивной терапии, – услышала я голос с другого конца комнаты.

Это была Клэр, и именно так она и поступила.

Я смотрела, как юношу забирают санитары. С ним пошли медсестра и врач из неотложной помощи, а каталку окружили таким количеством проводов и всевозможного оборудования, что за ними едва можно было разглядеть пациента.

От облегчения у меня подкосились ноги. Теперь он в руках кого-то другого – кого-то более способного, чем я, – и я могла вернуться к своей работе.

Хотя пейджер ординатора и молчал, пока я была в реанимации, мой собственный сработал так много раз, что у него закончилась память, и некоторые номера оказались безвозвратно удалены. Впрочем, можно было не сомневаться: меня наберут снова.

Я принялась обзванивать номера, расставляя приоритеты и обсуждая пациентов с медсестрами. Все время у меня не выходил из головы тот парень, я думала, как у него дела. Десять минут спустя пейджер сработал снова. Это была интенсивная терапия.

– Это дежурный врач из интенсивной терапии. У нас ваш пациент, – сообщил женский голос.

Она особенно подчеркнула слово «ваш».

Я замешкалась, а потом ответила:

– Да.

– Хотела спросить, – сказала врач, – хотите ли вы, чтобы я назначила ему его обычные лекарства?

Я снова замешкалась. Будет ли у него операция завтра? Если будет, то какие лекарства ему лучше не принимать? А что насчет препаратов, которые ему дали в неотложной помощи – исключали ли они прием каких-либо его обычных лекарств? Я не знала. Все это должно быть записано у него в медкарте, которая теперь на руках у звонившего мне врача. Врача, у которой как минимум на пять лет больше опыта, чем у меня.

– Я не знаю, – сказала я.

Она повесила трубку.

Десять минут спустя она снова отправила мне на пейджер сообщение.