Первое, что она сказала дома: «Вот, блин, сломалось». То ли надо было восхищаться поделкой – вырезанным из бумаги ангелом, то ли кричать по поводу того, что «блин» – это не то слово, которое говорят дети из приличных семей. Несколько дней в школе – и Сима сказала «блин» так, будто говорила это слово с рождения.

Дома рассказала мужу про рождение Иисуса. Он немедленно вспомнил про баранов. Это было, когда Вася учился классе в шестом.

В детстве муж очень хорошо рисовал. Он и сейчас неплохо рисует, в основном портреты мужчин с длинными носами и решительными подбородками на полях блокнота. В его роду были даже знаменитые художники, кажется. Жена, то есть я, досталась ему далекая от этого вида искусства.

В музеях я сижу на лавочке и беседую со смотрительницами о погоде. Мону Лизу я вижу каждый день – ее улыбку демонстрирует мне Сима, когда ей что-то очень не нравится, но она терпит. На сыне в смысле рисования природа отдохнула так, что даже трудно представить столь абсолютный покой. Вася не рисует в принципе. Нет, он может набросать на запотевшем зеркале в ванной головастика с ногами и руками для сестры, но на этом его творчество заканчивается. Когда Вася учился в первом классе, нашему папе велели нарисовать плакат – «Наш 1-й «А» на листе ватмана. Муж лежал ночь на полу, изучая образцы лучших газетно-журнальных шрифтов. В конце концов был выбран заголовочный шрифт журнала «Нью-Йоркер» – сдержанный, но с претензией на старину. Плакат наша любимая учительница вернула со словами: «Переделать по линейке».

За Васю всегда делали рисование девочки. Но тут они все были заняты, и сын с тяжелым вздохом попросил помощи у отца.

– Нужно нарисовать три эскиза на библейские темы, – пробурчал Василий. – Минимум три персонажа. Из трех эскизов выберут один, который нужно сделать в цвете.

Муж лег на пол, обложился книгами по искусству, попросил несколько остро заточенных карандашей, ластики, стопку бумаги и выгнал всех из комнаты. Вася закатил глаза и ушел с головой в научно-популярную литературу.

Утром муж, не выспавшийся, с красными глазами, но очень довольный собой, с блуждающей улыбкой сумасшедшего гения, выдал сыну эскизы. «Неопалимая купина», «Поцелуй Иуды», «Голгофа».

– Ну почти Пьеро делла Франческа, – сказал муж гордо.

– Че? – не понял сын.

– Сейчас я тебе покажу. – Муж пошел за книгой.

Пока он рылся в куче альбомов, валявшихся на полу, Василий удрал в школу.

– Ну как эскизы? – поинтересовалась я.

– Практически Пьеро делла Франческа, – ответил муж.

– Какая Франческа? – Я с утра плохо соображаю, но на женское имя среагировала.

– О господи, с кем я живу? Сейчас я тебе покажу. – Муж вернулся к поискам альбома по искусству.

Я сбежала в ванную.

Учительница выбрала из трех эскизов «Неопалимую купину». Эскиз нужно было перенести на формат А4.

– Купина2! – кричал муж, когда Вася спрашивал у потолка, кто придумал эти библейские сюжеты и почему он должен из-за них так мучиться.

Муж опять обложился книгами, альбомами, красками и попросил закрыть дверь. Судя по возгласам, он изучал фрески Новодевичьего монастыря и не знал, в какой стилистике рисовать купину – XVII века или позже, или предложить свое видение, затмив Пьеро-как-там-его.

В полдвенадцатого ночи он протопал к бару и налил себе виски. В двенадцать забрал бутылку в комнату, чтобы лишний раз не бегать. В полпервого из комнаты доносились его возмущенные возгласы, а на компьютере играла рок-опера «Иисус Христос – суперзвезда», видимо, для вдохновения.

В два часа ночи хлопнула дверь, и раздались звуки, как будто бумагу засовывают в мусорное ведро, утрамбовывая чуть ли не ногами. В два тридцать муж пришел в спальню с разговорами, что его никто не понимает. В три часа ночи я твердо решила с ним развестись. В семь утра сын держал в руках творение.

– Положи в папку! Только не помни2! Осторожно! – Супруг прыгал над рюкзаком сына.

Вася пришел расстроенный. За ку2пину, она же купи2ну, он получил трояк.

– Пап, во-первых, должно было быть минимум три персонажа. Почему ты заменил персонажей баранами? – передавал Вася слова учительницы. – Да, и, во-вторых, твои бараны «не читаются».

– Что?! – Муж зашелся от возмущения – я думала, его инфаркт хватит. – Мои бараны не читаются? Это не бараны, а овцы!

– Учительница сказала, что ты, то есть я, вместо персонажей нарисовал баранов, – буркнул Вася.

– Это же купина! Какие там персонажи? Там бараны, то есть овцы, и Моисей! Там не может быть персонажей!

– Да, кстати, твой Моисей тоже «не прорисован». И кустик странный.

– Что? Моисей? Как он должен быть прорисован? Кустик? Он горящий!

– Надо было другой сюжет рисовать. Массовый, – заявил Вася.

У мужа начал дергаться глаз.

«Бараны не читаются» стало у нас семейной присказкой.

И ладно бы это был первый случай! Я как-то участвовала в конкурсе басен среди пятиклашек. Точно так же лежала на полу с баснями Крылова и «попадала в размер». Написала басню про ленивого кота, пронырливую мышку и птичку-синичку, которая всех подружила. На конкурсе я заняла только четвертое место. Первое отдали папе, который написал басню про медведя. Оказывается, в персонажей тоже нужно уметь «попадать». Медведь, как мне объяснил сын, русский персонаж, а ленивый кот – нет. Чуждый, так сказать, элемент.

Еще я писала сочинение по «Му-Му», за что получила «см.». «См.» – это хуже, чем двойка. Русичка, говорившая через раз «что касаемо…», написала замечание: «Не поняла мотивов Му-Му». У меня тоже тогда задергался глаз: я пыталась понять, какие у собаки могут оказаться мотивы, чтобы быть утопленной? Кстати, задание было новаторское и смелое, можно сказать, дерзкое – написать сочинение в современных реалиях, как если бы Герасим жил сегодня. Я решила, что гулять так гулять – и мы с Василием выступили со стороны «Гринписа», «Фонда дикой природы» и экологов в целом. Мы написали, что мужчина в современном мире мог бы отдать животное в приют или в «добрые руки». Что Герасим, опять же, имел бы возможность подать в суд по нескольким статьям – от сексуального домогательства до установления опекунства по инвалидности. Мы дописались до создания благотворительного приюта под названием «Му-Му» и получения Герасимом высшего юридического образования.

За «Тараса Бульбу» – проклятие современных школьников – я получила тоже трояк. Дети, кстати, проходят повесть два года подряд и никак не пройдут. Муж годом раньше получил за Бульбу «четыре» авансом» и приписку: «Мало». А через год за того же самого Бульбу, списанного из интернета, уже я получила трояк – не раскрыла тему Запорожской Сечи. Насколько я поняла из рассказов сына, Сечь раскрыть невозможно в принципе. Так русичка сказала. Вот за образ Тараса можно было получить четверку. А еще сын заявил, что писать больше не будет никогда. Математика и физика – понятны. Формулы, доказательства, там все по-честному. А если мама-писательница и папа-журналист получают трояки за сочинение, то умеют ли они писать, это большой вопрос. Потому что бараны у них не читаются, а мотивы Му-Му непонятны.