Тони из квартала, что пониже, помахал мешочком, в котором была то ли соль, то ли кокаин.

— А мне она сказала, что мой простатит пройдет, если я буду пить это с горячей водой.

— До чего прекрасные шансы у вас обоих! — воскликнула Мэри, наблюдая, как Фиорелла вцепилась ногтями в большой палец отца.

— Мариано, — замурлыкала Фиорелла. — Это твоя линия сердца. У тебя хорошее сердце, просто отличное.

— Слава богу!

Нога подтолкнул его локтем.

— Плоховато для твоего веса, не так ли? — сказал он, и все, кроме Фиореллы, расхохотались.

— Мариано, caro,[20]я говорила вовсе не буквально. Твоя линия сердца управляет твоими эмоциями и любовью. — Фиорелла продолжала гладить его руку.

— Любовью? — повторил отец, и Мэри вскипела. Она схватила его за руку и стащила со стула.

— Пап, идем со мной. Мне надо минутку поговорить с тобой.

— Зачем? — растерянно спросил отец, и Тони Голубок из-за стола уставился на него; его круглые совиные глаза были полны смущения. Владей он свободно английским, он бы назвал ее разрушительницей компании.

— Но я хочу услышать о своем будущем, — сказал Нога.

— Я тоже, — нахмурился другой Тони. — Ты мешаешь магическому обряду, Мэри.

Только Фиорелла, отдернувшая руку, оставалась спокойной.

— Мы продолжим, когда ты вернешься, Мариано.

Отец не сопротивлялся, когда его вытащили из кухни, протащили мимо жены через столовую и гостиную на воздух. Мэри прикрыла за собой дверь с буквой D, и они остались стоять на ступеньках под жарким солнцем. Она чувствовала, что от него пахнет одеколоном, хотя у католической церкви сегодня не было никаких праздников.

— Пап, чем, по-твоему, ты занимаешься? Позволяешь Фиорелле так держать тебя за руку? Прогуливаться с ней? А как же мама?

— А что с ней? — Отец пожал плечами под тонкой белой рубашкой, которую он всегда надевал в церковь. — Твоя мать хочет, чтобы я прогуливался с ней.

— Я видела, как вы с ней завтракали в ресторане. Мама просила тебя и об этом?

— Она проголодалась после больницы. — Отец моргнул от яркого света. — Подумаешь, большое дело.

— Фиорелла хочет, чтобы ты был муженьком номер шесть.

— Ты что, рехнулась? — Отец похлопал себя по животу. — Да она найдет себе куда лучше, чем такой толстяк, как я.

— Дело не в этом, и она не может предсказать тебе судьбу. Она просто хочет держать тебя за руку. Она флиртует с тобой, папа, а ты ей отвечаешь тем же!

— Мэри, я забуду твои слова. — Отец помахал у нее перед носом толстым указательным пальцем. Мэри не могла припомнить, чтобы он когда-то так гневался на нее, тем более вне дома. Соседи перестали мыть свои крылечки, садовые шланги выпали у них из рук, а сигареты из губ…

— Но, пап…

— Баста! — Отец остановил ее, выставив ладонь, открыл дверь и вошел в дом, оставив Мэри лицом к лицу с любопытными соседями.

Бенни открыла глаза, и в них брызнул свет, такой яркий, что она испытала боль. Она не знала ни где она, ни что случилось. Лежа в полной растерянности, она лишь моргала. Девушка больше не кашляла и могла дышать, хотя ноздри ее были буквально забиты миазмами грязи, мочи и пота. Она сделала вывод, что все еще в ящике, но жива, а свет может падать из дырки в крышке.

— Боже праведный, — услышала она свои слова. Должно быть, дырку проделало животное, которое наконец прогрызло дерево, воспользовавшись длинной трещиной в крышке. Бенни испытала что-то вроде благодарности и изумления. Несколько раз она помахала рукой перед глазами, открывая доступ к свету и перекрывая его. Девушка оставила руки на весу, чтобы на ладонь падал свет. Потом слегка вытянула пальцы, и лучик осветил ее, словно она держала в руке волшебную палочку.

Это солнце!

Бенни попыталась думать и рассуждать. Ящик, должно быть, стоял где-то снаружи, а животное уже убралось. Если все происходило в ночной тьме, то вечером оно вернется. Она почувствовала знакомый прилив страха и заткнула дырку тыльной стороной ладони. Руку пронзила боль, но она не обратила на нее внимания. Если животное прогрызло эту дырку, оно будет расширять ее все больше и наконец влезет в ящик. Это был ее единственный шанс, и она должна воспользоваться им до возвращения зверя.

Бенни уперлась в крышку ладонями и напряглась изо всех сил. Ее руки ныли, но она не должна останавливаться. Она хотела жить. Бенни не чувствовала ни голода, ни жажды. Она представляла себе, как выламывает крышку и прорывается к солнечному свету.

И к жизни.

Эллис открыла глаза, солнечный свет ослепительными волнами лился в окна спальни. Она снова засунула голову в подушки и тут вспомнила, что провела ночь с Грейди. Она повернулась, но его половина постели была пуста. Эллис проверила ванную, но и там его не было. Она села на постель и посмотрела на часы.

Проклятье!

Она заспалась. Эллис предполагала, что будет заботиться о собаке, а такой поздний сон не соответствовал этой версии. Она выскочила из постели, накинула свежий халат Бенни и заторопилась вниз, по пути приводя в порядок прическу. Добравшись до нижнего этажа, девушка уловила запах жареной ветчины, замедлила шаги и вошла на кухню, протирая глаза.

— Привет! — Грейди отвернулся от плиты, подошел и обнял ее. В джинсах и рубашке «Лакост» цвета морской волны он выглядел так сексуально, что она почти простила его за то, что ее не разбудил.

— У меня так болела голова, что я почти всю ночь не спала. — Эллис высвободилась из объятий и с болью посмотрела на него. — Должно быть, поэтому я и проспала. Я действительно хотела ехать в больницу.

— Расслабься. Я звонил, и они мне сказали, что он держится. Когда мы приедем, нам сообщат подробности. — Грейди улыбнулся. На стойке за его спиной красовалась тарелка с жареным беконом, на горелке стояла пустая сковородка, а рядом — коробка с яйцами. — Хочешь кофе? Бекон чуть пережарился, но ты же именно такой и любишь.

— До чего здорово, спасибо! — Эллис в самом деле любила крепко поджаренный бекон, что доказывало — у нее с Бенни действительно было нечто общее.

— Я ждал, когда ты спустишься, чтобы взяться за яйца. Как их приготовить?

Эллис понятия не имела, в каком виде Бенни любила яйца или кофе, а такие детали могут быть очень важны.

— Знаешь, прости, но я не голодна.

— Но мы же вчера даже не обедали.

— Я была слишком взволнована, чтобы есть. Почему бы нам не поехать и не посмотреть, как он?

— Но ты же любишь бекон. Я видел, как ты слопала однажды чуть ли не целую свинью.