Джан нанак гун гавэй картэй кэй джи джо сабхсэй ка джано-и.

Нанак-слуга поет хвалы своему Возлюбленному во веки веков. Он – Тот, Кто знает, Кто живет во всех душах.

Пока вы размышляете, стоит ли заняться йогой и какой именно, мы откроем второй секрет счастья от Элизабет Гилберт.

Второй секрет счастья гласит:

КАЖДЫЙ ДЕНЬ НАХОДИ НЕМНОГО ВРЕМЕНИ НА ТО, ЧТОБЫ ПОМОЛЧАТЬ И ПОСЛУШАТЬ БОГА.

Вся эта глава – о том, что Бог рядом и всегда готов поговорить. Весь индийский опыт Элизабет Гилберт – это попытка диалога: то с судьбой, то с собой, то с небесами. А ее главное «приобретение» – безмятежность ума, только достигнув которой ты можешь исцелить страдающую душу и совершить духовные открытия.

Ключевое послание этой главы гласит: «Успокойся. Останови бег. Переведи дыхание. Загляни внутрь себя. Помолчи».

Самое главное происходит в тишине.

Длинное путешествие Элизабет Гилберт научило ее наслаждаться жизнью и при этом не забывать о духовности. Но была у Элизабет еще одна, подспудная цель: несмотря на мытарства, разочарования и страх вновь остаться с разбитым сердцем, Гилберт хотела стать по-женски счастливой. Что бы это обтекаемое «по-женски» на самом деле ни значило – хоть счастье в объятиях мужчины, хоть счастье быть независимой, творческой, смелой путешественницей. Не вполне осознавая до поры, что счастье для нее – заветная мечта и лакомый кусочек, Гилберт невзначай искала это самое счастье, как могла.

Так, одним из «нечаянных» шагов на пути к счастью стали поиски своего слова, начавшиеся еще в Италии. От беспечных итальянских друзей Гилберт узнала, что верно найденное (а может быть, угаданное) свое слово, как волшебный ключик, отпирает дверь к пониманию себя да и жизни вообще.

В поисках своего слова Элизабет Гилберт довелось много говорить и не меньше слушать. Она обнаружила то, насколько разные смыслы, нюансы, подтексты и полутона запрятаны в простом, казалось бы, разговоре. В сущности, поиски своего слова стали неплохим мастер-классом по человеческому общению, который завершился на острове Бали.

Итак, слово, которое нашла для себя Элизабет, это «антевасин». Тот, кто ушел из суетной жизни и поселился на границе города и леса. Тот, кто отказался от уютного дома, чтобы постичь высшую мудрость, но и настоящим мудрецом пока не стал. Тот, кого манит неизвестность. Тот, кто выбрал пограничное состояние как образ жизни и, главное, как образ себя самого. Антевасин – вечный странник, вечный ученик, открытый для нового и всегда готовый отправиться в путь.

Для Гилберт это слово стало поистине спасительным. Много лет она пыталась как-то сформулировать себя, определить свое предназначение или, можно даже сказать, основную функцию. «Кем я должна быть? – спрашивала она себя. – Матерью? Женой? Писателем? Возлюбленной? Путешественником?»

«Антевасин» освободил ее от назойливых дум. Вечный поиск и вечное ученичество, поняла Гилберт, тоже может быть предназначением.

Прежде чем сказать один раз «да», много раз придется сказать «нет». Так, прежде чем постичь одно свое слово, Гилберт отбросила множество «чужих». Без труда, но с грустью она признала, что слова вроде «брак», «семья», «достигать», «удовольствие», «секс» – это не про нее.

На практике (если не сказать, на своей шкуре!) изучая глубинное значение таких понятий, как «йога», «медитация», «гуру», «Бог», Элизабет попутно продолжала искать свое слово. Она прикасалась к словам «пристанище», «молчание», «отстраненность», но каждое из них, обогащая душу и лаская слух, все-таки было не совсем верным.

И вот однажды она сидела в библиотеке, читала древние йогические тексты о религиозных практиках, и вдруг взгляд как будто случайно, сам собой, выцепил древнее санскритское слово – АНТЕВАСИН. Антевасин – это «тот, кто живет на границе». Узнавание своего слова было сродни встрече с настоящей любовью – освобождающей, очень естественной, легкой. Кстати, вскоре, по совпадению или нет, Элизабет Гилберт действительно впустила в свою жизнь новую, «балийскую», любовь.

Зри в корень. Об этом говорил не только Козьма Прутков, но и многочисленные, разномастные мудрецы и обычные люди, которые встречались на пути Элизабет Гилберт. Что это значит?

Это значит: не воспринимать буквально слово, услышанное от другого человека. Ведь то, что для одного «мотылек», для другого будет «слон» – причем и по звучанию, и по смыслу. Это значит: вглядываться в коренной, глубинный смысл, спрятанный за слоями слов, интонаций и коннотаций.

На Бали, райском местечке с «двойным дном», причудливыми обычаями, наивными хитрецами-жителями и гибкой моралью, Гилберт поняла, что настоящую ценность имеют не вообще слова, а только «свои слова» – те, что говорятся сердцем, ведут к развитию, гармонии и, да, к счастью.

Она приехала на Бали, чтобы достичь гармонии и равновесия. То ли место она выбрала? Сложно сказать. Но к моменту своего появления на Бали она уже много что знала и умела. Например, она знала, как отличать главное от второстепенного, на что обращать внимание, а на чем – не фокусировать взгляд, что ценить и пестовать в людях, а на что – снисходительно махать рукой. Поэтому, сняв симпатичный дом, окружив себя добрыми (пусть и по-своему) людьми, Гилберт решила, что на Бали она приехала «по адресу». Она понимала ровно то, что была в силах понять, а непонятное и неприятное оставляла за пределами своего внимания. В конце концов, она не для того здесь очутилась, чтобы изучать балинезийское общество!

«Другой» может быть «своим». История о поисках своего слова – это, в общем-то, история о поиске понимания – прежде всего с собой и себя, а потом уже с другими и других.

Совпадают ли мои словесные «коды» и «шифры» с кодами и шифрами тех, кто рядом? Облегчает и обогащает ли общение тот факт, если я и другой используем одни и те же слова для обозначения одних и тех же чувств, описаний, вещей и явлений? И действительно ли важно это совпадение?

Подобными вопросами, (не всегда, впрочем, именно так формулируемыми), задавалась Элизабет Гилберт на протяжении всего своего путешествия, ведь встречалась она не просто с разными, а с очень разными людьми. Порой, используя слова «да, конечно», попутчики, знакомые и друзья имели в виду что-то вроде «может быть, когда-нибудь»… Гилберт обнаружила, что симпатичные, славные люди, предлагая искреннюю дружбу и помогая в трудную минуту, могут при этом так же славно «пудрить мозги» и мошенничать. Она поняла, что даже дружба и привязанность порой не делают из «другого» «похожего на тебя». Люди настолько разные, и культурно, и социально, и личностно, что остается только принять этот факт: мы все – «другие».

И к какому же выводу пришла Гилберт? «Другой» может быть «своим»! Даже если культурные коды и словесные шифры у вас различны, как у сосны и пальмы, вы можете быть (или стать!) близки сердцами, душами, а такую близость не хочется менять ни на какую интеллектуальную беседу.