он увидел привязанную у сарая гусарскую лошадь. Это была лошадь унтер-офицера Канона. Появился хозяин гостиницы, и генерал узнал, что гусарский унтер-офицер не покидал постоялого двора и уже несколько часов находился в столовой.

Генерал направляется туда, и что же он видит? В углу около огня дремлет г-н Канон, а перед ним стоит огромная тарелка с окороком, две пустые бутылки из-под вина и чашка кофе. Бедного унтер-офицера будят, он, конечно, хочет извиниться, ссылаясь на своё внезапное нездоровье. Однако остатки сытного обеда, который он только что закончил, не позволяют поверить в его болезнь. Генерал Сера делает ему строжайший выговор. Его гнев увеличивается при мысли, что отряд из пятидесяти кавалеристов, порученный простому солдату, возможно, уже разгромлен врагом.

Но в этот момент появляется Пертеле с двумя гусарами и объявляет о нашем триумфе и о скором прибытии всех семнадцати пленных. Несмотря на этот счастливый конец, генерал Сера продолжает упрекать унтер-офицера Канона, но Пертеле обращается к нему и со своей грубой прямотой говорит: «Не ругайте его, мой генерал. Если бы этот трус нами руководил, никогда наша экспедиция не имела бы успеха!» Подобная попытка сгладить ситуацию только усложнила положение несчастного г-на Канона. Генерал приказал немедленно его арестовать.

В этот момент появляюсь я. Генерал Сера лишает несчастного Канона звания и приказывает ему спороть унтер-офицерские нашивки в присутствии целого пехотного полка и пятидесяти гусар. Затем он направляется ко мне и говорит: «Вы прекрасно выполнили это задание, которое обычно поручают только офицерам. Я очень сожалею, что власть дивизионного генерала не позволяет мне дать вам звание младшего лейтенанта. Только главнокомандующий имеет на это право, и я попрошу у него это звание для вас, но пока я вас называю унтер-офицером». И он приказывает своему адъютанту объявить об этом всему отряду.

Для того чтобы выполнить эту формальность, адъютант должен был спросить у меня моё имя, и только в этот момент генерал Сера узнал, что я сын его товарища генерала Марбо. Всё это происшествие мне было чрезвычайно приятно, поскольку оно должно было доказать моему отцу, что он был не причастен к моему первому продвижению по службе.

Глава X

Мы присоединяемся к генералу Шампионне в Пьемонте. — Генерал Макар. — Сражение между Кони и Мондови. — Захват шести пушек. — Мне дают звание младшего лейтенанта. — Я становлюсь адъютантом своего отца, посланного в Геную, а затем в Савону

Сведения, добытые генералом Сера от пленных, утвердили его во мнении, что нужно двигаться вперёд, и на следующий день он отдал приказ своей дивизии спуститься с вершин Сан-Джакомо и раскинуть бивуак вечером того же дня на постоялом дворе. Пленные были отправлены в Финале, а что касается лошадей, то они по праву принадлежали гусарам. Лошади были все в хорошем состоянии, но согласно обычаю того времени офицерам, у которых были плохие лошади, пленная лошадь продавалась не более чем за 5 луидоров. Это была фиксированная цена, и её обычно выплачивали живыми деньгами. Как только весь лагерь обустроился, началась торговля. Генерал Сера, офицеры его штаба, полковники, батальонные командиры из полков его дивизии очень быстро разобрали наших семнадцать лошадей. Мы же получили сумму в 85 луидоров. Все деньги были переданы моему отряду, который уже шесть месяцев не получал зарплаты и поэтому был в полном восторге от такой удачи.

У меня было с собой несколько золотых, поэтому я, чтобы отметить моё новое звание унтер-офицера, не только отказался от своей доли в вырученных деньгах, но даже купил у владельца гостиницы трёх баранов, огромный сыр и бутыль вина и устроил пиршество для всего отряда. Таким образом, 10 фримера VIII года стал одним из лучших дней в моей жизни.

На следующий день и ещё в течение нескольких дней у дивизии генерала Сера было несколько стычек с противником, во время которых я продолжал командовать своими пятьюдесятью гусарами и, к большому удовольствию генерала, снабжал его необходимыми сведениями.

В своём докладе генералу Шампионне генерал Сера очень красочно описал моё поведение и сделал то же самое перед моим отцом. Когда же через несколько дней я привёл свой отряд в Савону, отец принял меня с выражением самой большой нежности. Я был в восторге! Я отправился на бивуак, где уже собрался весь полк и куда прибыл и мой отряд. Кавалеристы рассказали о наших подвигах, в которых большую часть они приписывали мне. Меня приняли громкими приветствиями товарищи унтер-офицеры и дали мне нашивки унтер-офицера.

Именно в этот день я впервые увидел младшего Пертеле, он возвратился из Генуи, где провёл несколько месяцев. Я быстро сблизился с этим изумительным человеком и очень пожалел о том, что не он был моим наставником с самого начала, поскольку теперь я получил от него несколько очень ценных советов, которые сделали меня более спокойным и помогли мне порвать с парнями «клики».

Командующий Шампионне, желая провести несколько операций внутри Пьемонта, в направлении Кони и Мондови, и не имея в достаточном количестве кавалерии, попросил у моего отца прислать ему 1-й гусарский полк, который к тому же не мог больше оставаться в Мадонне из-за отсутствия кормов. С большим сожалением я расстался с отцом и уехал с полком.

Мы отправились вдоль Карниза до Альбенги, несмотря на обилие снега пересекли Апеннины и вступили наконец в плодородные долины Пьемонта. В окрестностях Фоссано, Нови и Мондови мы выдержали несколько сражений, из которых одни были удачными, другие наоборот.

Во время этих сражений у меня был случай увидеть бригадного генерала Макара, выслужившегося из рядовых. Революционная буря вознесла его из солдат прямо в генералы. Генерал Макар — настоящий тип офицера, созданного случаем и личной храбростью, который проявлял свои незаурядные качества перед лицом врага, но из-за отсутствия образования не был способен занимать высокие посты подобающим образом. Этот человек имел одну странную особенность. Этот странный тип, настоящий колосс, обладающий исключительной храбростью, находясь во главе войск, никогда не упускал случая, чтобы не прокричать: «Смотрите, сейчас я стану зверем!» Он снимал с себя одежду, куртку, рубаху и оставлял только шляпу с султаном, штаны и огромные сапоги. Оголившись таким образом до пояса, генерал Макар открывал всем своё волосатое, как у медведя, тело, что придавало его облику очень странный вид. Превратившись в животное, как не без оснований заявлял он сам, генерал бросался сломя голову с саблей в руке на вражеских кавалеристов, безбожно ругаясь. Но ему редко удавалось их настигнуть, потому