— Началась бы беспорядочная пальба, — укоротила его Мари. — И каюк всей «Белакве». Я стреляла из боевого лучемета; знаешь, какие дырки он оставляет в обшивке? Спасибо, что удержался. А не удержался бы, так Норм бы тебя удержал. Он всегда знает, что делать.

— Может, и знает. Но ты только представь!

Мари хихикнула в полутьме. Не то чтобы их заперли вовсе без света, но лампочка в отсеке была совсем слабой и на ночь не выключалась. Поэтому свой надувной матрац дети оттащили в дальний угол, где Брюс с его помощью отрабатывал тактические способы нападения и защиты. Полчаса назад его интересовало, полетит ли эта штука, если пробить в ней дыру, и в каком направлении, и сколько в ней для этого должно быть атмосфер. Они с Мари потратили немало времени, надувая матрац единственным доступным им способом, то есть ртом, и едва не лопаясь при этом с натуги, а после резко срывая крышечку. Взлететь матрац так и не пожелал, видимо, ниппельная конструкция не пропускала воздух обратно. Брюска, правда, божился, что с места тот сдвинулся, и было слишком темно, чтобы выяснить, поверила ли ему Мари.

— Слишком маленькое давление, — огорченно заключил Брюс. — Эта тварь слишком тяжелая!

Впрочем, им все равно нечем было продырявить матрац, разве что прогрызть... но в таком случае, во-первых, о факторе внезапности и речи не шло, а во-вторых, при неудаче пришлось бы коротать время, лежа на жестком полу.

Перед этим с помощью кварцевых серег Мари ему удалось высечь искру и подпалить шерстяную нитку, выдранную из рукава толстовки. Дыма, а также вони хватило, чтобы устроить истерику в пожарной сигнализации, а сейчас Брюс напряженно размышлял, какие возможности предоставляет вынесенный в отсек унитаз. Правда, он подозревал, что на этот раз спутница будет против. Должно же, в конце концов, быть у людей что-то святое!

Девять или десять раз за это время корабль МакДиармида входил в гиперпрыжок: Брюс и Мари отслеживали старт по приступам скачковой мигрени, которая не позволяла им даже встать.

Самое страшное, что представлялось обоим: их могли разделить. Пожалуй, сказала Мари, это было бы даже хуже, чем унитаз, бесстыдно торчащий посреди пустого карцера, один на двоих, на мальчика и девочку, запертых вместе. Заметим: обученных хорошим манерам.

— Только не говори, будто знаешь, что такое добрая оплеуха.

— Знаю.

— Я думал, горничные с тебя пылинки сдувают.

— Сдувают, ага. А вот мама, пока они с отцом не развелись...

— Э-э... в гипер такую маму!

Мари поджала губы:

— Иногда затрещина — самый быстрый способ объяснить, что ты делаешь что-то не так.

— Не представляю, чтобы моя мама подняла на меня руку. Никогда. Это была бы планетарная катастрофа.

— Ну и подняла бы. И жили бы вы с этим, и небо бы не рухнуло, и земля бы не разверзлась. По-разному бывает. Некоторые вещи ты просто не можешь изменить, и приучаешься жить с ними. Естественно, пощечина дается не от большого ума. Но и не от большого счастья, это уж точно.

— У меня нет отца, — сказал Брюс, перевернувшись на живот и приподнимаясь на предплечьях. — Каково это — жить с папой?

— Всегда скучно и иногда больно. Ты же понимаешь, что мой случай особенный. Папа занимает такой пост, что дочь его — должность протокольная. Я еще не родилась, а было уже предопределено, где я буду учиться, в каких кругах вращаться, с кем заключу брачный договор. Ну, во всяком случае, определено множество допустимых значений. Светские обязанности. Умение одеваться. Умение есть. Умение не сказать лишнего. Умение терпеть скучных стариков.

— Я бы при таких условиях из дому сбежал!

— Ну... на каникулы меня выпускают куда-нибудь, пот и такую дыру, с Грайни и под ответственность Норма. Это, знаешь ли, почти свобода. Нет ничего лучше каникул.

— А ты любишь своего отца?

— Мне не о чем с ним говорить. — Мари зевнула. — Я из-за него должна, должна, должна. И, в общем-то, больше ничего. Шаг вправо-влево — побег. Хочешь «я тебя люблю», а получаешь «я тебе купил». Типичный Темный Властелин. Лучше бы я была дочкой Норма. Норм, он хороший. Подходящий. Его никогда не слишком много, и вместе с тем он всегда, когда нужен, есть.

— Сейчас я бы очень ему обрадовался. Давно он работает на твоего па?

— Довольно давно. С тех пор, как меня стали отпускать одну. Не смейся, это уже лет пять. Отец и нанял его для меня специально. И вот что интересно... я про него, и сущности, ничего не знаю.

— Воевал?

— Угу. — В темноте Мари издала короткий смешок. — Год назад мы с Грайни впервые заметили, какими глазами его провожают женщины на пляже. Ну, то есть, — поправилась она, — я заметила. Игрейиа-то себе на уме, Если она что сказала, значит, время пришло. И вот прикинь, они все таращатся, а мы-то идем с ним! И все как надо!

Она захохотала и упала на бок, дрыгая ногами. Брюс вежливо переждал приступ ее веселья.

— Ну так все, вероятно, думают, будто вы его дочки.

— Каждый думает, как ему нравится. Мне вот нравится думать, что эта дверь когда-нибудь рухнет, а за ней как раз и будет Норм. В девяноста случаях из ста. И даже в девяноста девяти. Неудобно признаться, но я даже где-то рада, что так вышло. Я бы уже должна была улететь в колледж. Грайни туда не возьмут, там только детки высокопоставленных зануд вроде моего па. Придется приспосабливаться заново.

— Теоретически... — начал Брюс и выдержал паузу.

— Ну?

— Если бы мы затопили отсек. Смотри, электричество есть. Вода. Смекаешь? Тому, кто откроет эту дверь, мало не покажется!

— А мы как?

— А мы на матраце. Выплывем.

— Застрянем. Не мельтеши.

Брюс тоскливо покосился на блок внутреннего климат-контроля, вырванный с мясом и залитый герметиком. Встроенный в него сетевой порт был точно так же никуда не годен, как кондиционер или регулятор гравитации. Далее если бы ему позволили прихватить «считак», все равно подключить его было некуда. А вот если бы... да влезть в их бортовую сеть... Ха, стал бы он мучительно собирать в голове обрывки физики младших классов и делать что-то руками, если бы сыскался шанс нагадить по-крупному! Эхе-хе... нагадить, да вот как бы не себе!

— Нас ведь не убьют? — спросила Мари.

Она лежала на спине, закинув руки за голову, вроде бы с закрытыми глазами. Голос ровный. Время таким спрашивать. Или — как проехать.

— Ну, если сразу в шлюз не выбросили, теперь — какой смысл?

— Про смысл не знаю. А только во взрослой жизни кое-что бывает по-настоящему. Всерьез. Знаешь ли ты, что давно, когда люди еще не летали гипером, детей воровали, чтобы вырезать у них органы для трансплантаций?

— Дешевле клонировать орган из твоей собственной клетки. Ко всем прочим удобствам нет опасности отторжения. Я знаю, я читал. А если думаешь: тебя украли, чтобы продать в бордель, вспомни — нас было пятьдесят... Всех отпустили. Что, для этого надо красть девчонку с твоей фамилией и мальчишку — с моей? Уверяю, на килограммы мы с тобой никому не интересны. И потом, неужели папик последнюю кредитку за тебя не отдаст?