– Ариен хочет остаться, и он хочет помочь. Но… – я убираю руку, – никогда больше ему не угрожай. Если ты чего-то еще хочешь от Ариена, то найди возможность сказать правду.

– Хорошо.

Я возвращаюсь к сундуку, опускаюсь на колени и открываю крышку. Часть меня все еще хочет отказаться от подарка Роуэна, но моя рука непроизвольно тянется внутрь, чтобы развернуть свертки бумаги. Шелк, хлопок и ленты танцуют под моими пальцами.

Лежащие внутри платья лучше, чем все, что у меня когда-либо было. К чему я когда-либо прикасалась. Они цвета неба и заката. Цвета персика, шалфея и сирени. У них кружевные юбки. Рукава на подкладке покрыты нежной вышивкой.

И я хочу их. Дотрагиваясь до платьев, я так сильно хочу их, что боюсь, как бы это судорожное желание не прожгло ткань. Достаю одно платье. Оно из светло-кремового хлопка с вышитым вокруг воротника узором в виде крошечных полумесяцев.

Я прижимаю его к груди и поглаживаю нежную ткань.

– Спасибо, – тихо говорю я.

Роуэн, который уже собрался уходить, поворачивается. Держась за дверь, он переводит взгляд с платья на меня.

– Пожалуйста.

– Ты подождешь?

Пораженный, он останавливается.

– Мне нужно переодеться, но я хочу, чтобы потом ты показал мне библиотеку. Иначе я никогда ее не найду. Ваш несчастный дом слишком велик.

Он поднимает одну бровь:

– Ты хочешь, чтобы я нарисовал тебе карту?

– Давай я начну.

Я вырисовываю в воздухе воображаемую фигуру и указываю на те места, где должны быть комнаты.

– Заперто, заперто, заперто, библиотека.

Он слабо улыбается и кивает мне головой:

– Я подожду за дверью.

Мы провели вместе почти неделю. Я знаю, кто он, и теперь точно знаю, что он сделал. И странно, что я могу дразнить его вот так. Еще более странно то, как легко это происходит.

Я вынимаю из сундука еще несколько вещей – лиф, нижнее белье с кружевной подшивкой и несколько заколок для волос. Иду в угол, где ширма отделяет умывальник от остальной части комнаты. Подношу платье к окну. Под лучами солнца тонкие слои ткани начинают светиться. Оно прекрасно.

Я быстро раздеваюсь – мне неловко это делать, пока Роуэн находится за дверью комнаты, хотя он меня и не видит. Смущаюсь, когда надеваю новое нижнее белье. Из-за того, что это он подарил. Хмуро смотрю в зеркало над умывальником на свои покрасневшие щеки и натягиваю платье через голову.

На талии висит длинный пояс с лентой. По всей спине протянулся ряд крошечных перламутровых пуговиц. Завязываю пояс, но пуговицы застегиваю не все – могу дотянуться только до половины. Затем я заплетаю волосы в беспорядочную косу и закручиваю ее вокруг головы. Ноги у меня босые, потому что свои грязные ботинки я оставила на кухне. Юбки парят у моих ног, как туман.

Я чувствую себя каким-то выдуманным, прекрасным существом из сказки. Не могу перестать водить пальцами по поясу и вышивке на рукавах.

Когда я выхожу из комнаты, Роуэн полностью меня оглядывает – начиная с заколотой косы и заканчивая ниспадающими юбками. Его рот слегка кривится, когда он замечает мои босые ноги.

– Ну, пошли.

Он поворачивается и идет дальше по коридору, ожидая, что я последую за ним.

Мы идем по тускло освещенной лестнице. Сюда проникают лишь несколько лучиков полуденного света. Мои босые ноги оставляют отпечатки на пыльном полу. Монстр идет позади меня, намеренно подстраивая свой темп так, чтобы мы не шли рядом. На верху лестницы Роуэн опускает руку мне на плечо.

– Виолетта. Ты… твое…

Он замолкает.

Я в замешательстве оборачиваюсь и смотрю на него:

– Что?

Он неловко показывает на спину моего платья.

– Ты пропустила несколько пуговиц.

Я протягиваю руку к спине. Голая кожа, кружевная полоса лифа, а затем ряд пустых петель. Оу. Я вся краснею и пытаюсь их застегнуть, но пальцы меня не слушаются.

Я нерешительно поворачиваюсь к нему спиной:

– Не получается. Можешь помочь, пожалуйста?

Он не двигается. Я жду. Чувствую себя беспомощной от того, что пуговицы расстегнуты, а он просто стоит там.

В конце концов, грубо вздохнув, Роуэн протягивает руку и пытается взяться за пуговицы, при этом не касаясь меня, но у него не выходит. Он делает паузу, снимает перчатки и пытается снова. Его пальцы касаются моей кожи. Без перчаток его руки теплые, кончики пальцев покрыты мозолями.

– Черт! – Он опускает руки. – Извини, я…

Пробормотав еще одно проклятие, он снова берется за платье. Я чувствую движение ткани и жемчуга. Чувствую искры тепла на кончиках пальцев. В центре груди я чувствую странную тягу, как будто внутри меня завязана нить.

Наконец он застегивает последнюю пуговицу и кладет руку мне на затылок. Я отхожу от него.

– Спасибо, – слова наполовину застряли у меня в горле.

Он быстро идет вперед, заставляя меня догонять.

– Библиотека здесь.

Когда я спускаюсь за ним по лестнице, моя рука скользит вверх и обвивается вокруг шеи. Я нажимаю на нее и вспоминаю о его прикосновениях к моей коже.

Наполненная полированным деревом библиотека освещена солнечным светом. Из множества окон открывается вид на небо, затянутое летними облаками. Ряды полок вдоль стен обтянуты тканью, чтобы защитить книги от пыли. В центре комнаты Ариен и Кловер сидят за большим столом, заваленным бумагами, книгами, чернильницами и ручками.

Когда Ариен видит, что мы с Роуэном вошли, он поднимается на ноги.

– Подойди сюда и посмотри, что я сделал!

Он берет меня за руку, его лицо светится довольной улыбкой, и он тянет меня вглубь комнаты.

– Кловер научила меня рисовать печати. Она такая умная.

Кловер смеется.

– Ариен, ты восхитителен. Все благодаря тому, что ты очень хороший ученик.

Ариен перебирает стопки бумаг на столе. Он находит блокнот и нетерпеливо сует его мне в руки. Я внимательно листаю страницы. Книга наполнена замысловатыми красивыми иллюстрациями, вычерченными тонкими чернильными линиями. Я узнаю те же символы, что видела и на запястье Ариена, и на руках Кловер.

– Смотри.

Он касается пальцами края фигуры.

– Это железо, это золото, это соль…

– Все эти элементы – часть магии, которая пронизывает мир. Свет Леди, разделенный на отдельные части, – объясняет Кловер. – В каждом заклинании, которое мы произносим, используются разные элементы. Чем сложнее заклинание, тем больше элементов понадобится и тем сложнее становится печать.