– Магию? – не понял Дойтен.

– Её самую, – кивнула Глума. – Укус мог быть ядовитым, на тех отпечатках зубов, что кожу не пробили, видны устья для яда. Но яда в ране нет. А вот приворот зверь бросить успел. Но вряд ли осознанно. Я даже думаю, что она впервые перекинулась. Может быть, и мать ее – впервые…

– А кто же тогда с Цаем расправился? – удивился Дойтен. – Разве не женушка приласкала его у западных ворот прошлой ночью?

– Нет, усмиритель, – вздохнула Глума. – Тот зверь был крупнее. Думаю, что раза в два. К тому же запаха той дряни, которой был напичкан Цай, в его доме нет. И ничего такого, из чего ее можно было бы приготовить. Но следы зверя от ворот мы проследили до этого дома.

– Так в чем сомнения? – сдвинул брови Дойтен. – Все сходится!

– Не сходится, – покачала головой Глума. – Зверь постоял напротив дома и ушел к реке. Там след теряется.

– Значит, по городу он все-таки разгуливает, – понял Дойтен. – Вы-то, я понял, тоже не спите? Или сидите в трактире у Юайджи? Кстати, как она? Давно не заглядывал!

– Ты смешной, – заметила Глума. – Мы – черные егеря. Мы не развлекаться в Граброк прибыли, а охотиться на мерзость. Отметь, не на имни, которые в том же Тэре не скрывают свою принадлежность к тайному народу, а являются достопочтимыми горожанами. Мы охотимся на мерзость, которая убивает. Или может убить.

– Вот как она? – кивнул на убитую кошку Дойтен. – Или как ее дочь?

– Хотела бы я знать ответ на этот вопрос… – задумалась Глума. – Не всегда человек или имни властен над собой. Иногда он может просто защищать себя. А ведь если бы не твоя глупая шутка со свистком, сейчас жена Цая и ее дочь сидели бы за этим столом.

– Кто же мог подумать?! – воскликнул Дойтен.

– Кто мог, тот подумал, – бросила Глума. – Остальным перевязывают раны. В лучшем случае. Но то, что случилось, уже случилось. Теперь мы можем только уповать, что нам удастся поймать девчонку.

– Вы зверя не можете поймать, – стиснул зубы Дойтен, – а девчонка меньше его в четыре раза, раз уж она меньше матери в два раза. Я вот не знаю: неужели Граброк так велик, как Сиуин или даже Тэр, что тут кто-то может укрыться от стражи и четырех егерей?

– Граброк не слишком велик, – сказала Глума, – и если мы кого-то не можем найти, значит, его кто-то прячет.

– Так найдите девчонку, – предложил Дойтен. – Ей негде прятаться. Годика три назад я разговаривал с Цаем, он сказал, что родни у него в Граброке нет. Ни у него, ни у его жены. Деньги он у меня занимал.

– Так ты за деньгами пришел? – поняла Глума.

– Я пришел отказаться от долга, – буркнул Дойтен.

– Хочешь казаться лучше, чем ты есть? – подняла брови охотница.

– А надо? – удивился Дойтен. – Пока румянами не запасался. Я и так тот, кто есть. Не перекинусь, не беспокойся. Я обычный ард.

– Она может быть у отца… – понизила голос Глума. – Найдем отца – найдем и ее.

– У какого отца? – не понял Дойтен. – У того, что без ноги лежит сейчас в мертвецкой на льду?

– Цай не был ее родным отцом, – заметила Глума. – И мы узнали это благодаря тебе.

– Благодаря мне? – снова попытался вскочить на ноги Дойтен. – Да я ни полслова о нем не молвил! Да и откуда мне знать?

– Олта была имни, – объяснила Глума. – Цай был обычным человеком. Если бы Ойча была дочерью Цая, то она была бы или обычным человеком, или тоже имни. И, кстати, могла бы прожить всю жизнь, не подозревая, кто она есть. Как и ее мать. Но даже в этом случае, перекинувшись, она бы могла быть только кошкой. Кошкой и никем иным. Тебя укусила за руку кошка?

– Нет, – потер руку Дойтен. – Какая-то непонятная зверюга с человеческими глазами.

– Ее отец – не Цай, – проговорила Глума. – Может быть, он – тот самый зверь, что стоял у калитки этого дома?

– Какой зверь?.. – прошептал Дойтен.

– Чатач? – повернулась к кудрявому егерю Глума.

– Степной медведь, – отозвался мискан. – Страшный зверь. Очень редкий не только среди имни, но и в диких лесах. Особенно на их окраинах. Дирги боятся его как огня. Некоторые считают, что он уже истреблен, но страха это не уменьшает. Он не боится открытых пространств, быстро бегает, причем не минутами, а часами. Не ложится в спячку. Плотояден не по случаю, а постоянно. Среди имни очень редок. Чрезвычайно. Я не знаю ни одного случая.

– И кто же мог родиться от связи имни-кошки и имни-медведя? – спросил Дойтен.

– Кто угодно, – усмехнулся Чатач.

– Или кошка, или медведь, – кивнула Глума. – Я не отслеживала, но в охотничьих уложениях говорится так. Но еще там говорится, что очень редко, один раз на тысячу или на десять тысяч подобных союзов, рождается не простой имни, а олти.

– Олти? – не понял Дойтен. – А это что за ерунда?

– Это имни, который может перекинуться в разное, – ответила Глума. – Стать придорожным камнем, птицей, деревцем, зверем, гадом – кем угодно. И даже сохранять при этом разум. При должном усердии, конечно. Я не великий знаток, мне не приходилось сталкиваться с олти; или я сталкивалась, не зная его породы, но это очень плохо, усмиритель, очень.

– Опасно? – нахмурился Дойтен. – Она что, может полгорода перегрызть?

– Судя по твоей руке, вряд ли, – ответила Глума. – Опасно для самого олти, тем более для ребенка. За такими идет охота. Они очень ценны.

– Для кого? – не понял Дойтен.

– А вот это ты спросишь у своего защитника, – неожиданно печально проговорила Глума. – Поверь мне, он знает.

– Я знаком-то с ним всего пару недель, если не меньше, – прищурился Дойтен.

– Я бы на твоем месте радовалась такому знакомству, – заметила Глума.

– А что мне радоваться? – не понял Дойтен. – Он что – баба, что ли? Или неизвестный мне мой родственник? Будет схватка, сумеет прикрыть меня со спины – буду радоваться.

– Сумеет, – уверила Дойтена Глума. – Если сам жив останется. Впрочем, хотела бы я посмотреть на того, кто сможет его убить… Или нет: не хотела бы…

– Девчонка может прийти обратно, – сказал, заходя в дом, Сос. – Лаз, через который она выскочила, неприметен. Она сейчас где-нибудь в окрестностях, но ночью вернется. Ни одежды, ничего нет. Ночи холодные. Обычно через час они перекидываются обратно. С непривычки.

– Вы будете здесь ее ждать? – спросил Дойтен.

– Нет, – сказала Глума. – Она почувствует и уйдет. Или совершит какую-нибудь глупость. Не забывай, она еще ребенок. Мы уйдем, закроем дверь снаружи, прикроем ставни. Еда здесь есть. У нее должно быть место, где она укроется. Не забывай, она никого не убила. Кстати, ты бы держал язык за зубами… На нее могут охотиться. Все это не просто так, усмиритель…

– Не город, а охотничьи угодья! – воскликнул Дойтен.