Его все принимали.

Я не превысил обычной ночной дозы, но теперь чувствовал себя так, словно меня расплющил гигантский утюг. К счастью, застрекотал мой смартфон.

– Алло, Поль? Что случилось?

– Ой, Марк, я так плохо себя чувствую. Грипп, наверное, не могу с кровати встать.

– Ты вызвал врача?

– Подожду еще немного. Мне нужно отдохнуть, отлежаться, завтра все будет нормально.

До этого дня я сомневался, есть ли смысл в моей работе тайным проверяльщиком, полагая, что единственный прок от нее – та худосочная зарплата, которую мне удавалось получить в конце месяца. Я ошибался. Марк заботливо относился к своему персоналу. Не получив моих трех ежедневных отчетов, он позвонил и любезно поверил в мое глупое вранье.

В конце концов мне удалось спустить одну ногу на пол, выглядел я как труп, весь серо-зеленый и морщинистый, меня трясло. Пролежав еще пару часов, я сумел добраться до ванной, принял холодный душ, это меня взбодрило. К концу дня я покинул квартиру Каролины и сказал себе, что, если я не приду в «Беретик», Стелла начнет задавать массу вопросов. И я поплелся в ресторан. Стелла суетилась в баре, я приветственно помахал ей рукой, прежде чем пойти переодеться. Официантки и девочки на кухне в один голос заявили, что я ужасно выгляжу, я отвечал, что это наверняка грипп. Я уселся и начал играть «Mon vieux»[52]. Нарисовалась Стелла и оглядела меня с возмущенным видом:

– Ты полный кретин – явиться сюда с гриппом! Хочешь нас всех здесь перезаразить, да? В любом случае, сегодня вечером Кубок шести наций и ты не нужен.

По дороге домой я услышал характерный шум. Я понял, что это она, еще до того, как увидел. Ее величество двигались на любимом «харлее», крутом чоппере, за ней нарезали две подруги на своих пукалках. Я махнул ей рукой, но она меня не заметила. Они пронеслись мимо и свернули к каналу.

Мы теперь не часто виделись.

* * *

На протяжении многих ночей я никуда не выходил. Днем я обеспечивал Марку профсоюзный минимум, вечером играл на пианино и возвращался вместе со Стеллой. А потом Каролина зашла узнать, как у меня дела, она тоже беспокоилась. И мы вернулись на круги своя. Я отказался от чудодейственного порошка ее приятельницы, и здоровая усталость брала свое. Каролина доложила, что Алина спрашивала обо мне, хотела получить мой номер телефона и задавала всякие вопросы. Я вполне мог снова с ней столкнуться, но, по словам Каролины, не стоило заблуждаться, Алину мои фокусы точно никаким боком не привлекут. Мы долго танцевали вместе, Каролина развлекалась тем, что пыталась меня спровоцировать, поглаживала, целовала, а потом вдруг застыла.

– Я знаю, что тебе нужно, – прошептала она.

Она взяла меня за руку и потянула в гущу танцующих, мы продолжали танцевать рядом с декорацией-обманкой, изображающей замок восемнадцатого века. Вдруг она отступила и натолкнулась на молодую женщину. Обе обернулись и казались удивленными – и та и другая. Каролина неожиданно встретила Мелани, давнюю знакомую, с которой сто лет не виделась. Представила меня. Они решили подняться на балкон, чтобы поболтать спокойно, я последовал за ними. Нам подвернулся освобождающийся столик, к которому мы и устремились, я предложил по стаканчику «Блэк Вельвет». Мелани окончила факультет психологии, уехала в Лион, где требовалась временная замена сотруднице, ушедшей в декретный отпуск, это здорово затянулось, теперь она вернулась, чтобы дописать диссертацию, и искала работу. Они были немного похожи – тот же рост, та же повадка «везде своя», только у Мелани была челка, спадающая до скул, и мне было любопытно, как она умудряется не налетать на мебель; когда она надевала шапочку, становились видны ее зеленые глаза.

Очень светлые зеленые глаза.

Иногда она заливалась нервным смехом, хотя было непонятно, что смешного она нашла. Каролина сделала решающий ход, заявив, что я совершенно исключительная пианистка, которая знает наизусть весь репертуар Мишеля Польнареффа.

– Я обожа-а-а-ю Польнареффа! – вскричала Мелани.

Вместе с матерью, старой его фанаткой, она любовалась им три дня подряд в Берси во время гастролей в две тысячи седьмом году. Обе они выстояли многочасовую очередь, чтобы увидеть его вблизи, но подобраться к нему было трудно. Зато в Шалоне, благодаря своему упорству, Мелани сумела заполучить подписанный альбом и майку. И даже смогла прикоснуться к его руке. Концерт, прошедший на Марсовом поле в Париже, остался самым прекрасным воспоминанием в ее жизни; когда она рассказывала о нем, ее зеленые глаза вспыхивали, голос дрожал, она размахивала руками и смеялась.

– А «La fille qui rêve de moi» знаешь? И «Le temps a laissé son manteau»? Это не самые известные, но я их слушаю без конца.

Я и представления о них не имел, вообще никогда не сыграл ни одного произведения Польнареффа, но после заверений Каролины я не мог ее разочаровать.

– Да, все его песни великолепны.

Она поправила меня:

– Нет, не все. Но большая часть. Этот тип просто гений, правда?

Не будь Каролины, я бы не познакомился с Мелани, что было бы досадно. А без Мелани я пропустил бы мимо носа Польнареффа, а это было бы уже непростительной ошибкой. И я обязан сказать спасибо Мишелю Польнареффу, благодаря которому я сблизился с Мелани. Она пообещала прийти послушать меня в «Беретик», и мы обменялись номерами мобильников.

На следующий день я зашел в музыкальный магазин, скупил все ноты, какие только у них были, и засел за них. Засел – слово слабоватое, я намучился, пытаясь прочитать их и придать мелодии гармоничные отношения, настолько тщательно были разработаны музыкальные композиции, с тончайшими диатоническими последовательностями, как в лучших англосаксонских произведениях, что в нашей стране практически не встречается. Они построены, как короткие симфонии, и если бы не богатая и утонченная аранжировка, эти композиции мог бы включить в свою программу любой классический оркестр. В сущности, вся работа свелась к упрощению и к подбору правильных аккордов.

Я правильно сделал, что поработал над домашним заданием, потому что в субботу вечером Мелани пришла ужинать с двумя подружками, но они не зарезервировали места, а у нас было битком. Я вмешался, пытаясь помочь и представив их как старых подруг, которые решили познакомиться с нашим рестораном. Все было бесполезно, Стелла была вынуждена им отказать, ждать пришлось бы не меньше часа, и они предпочли отправиться в другое место. Они решили выпить по стаканчику в баре, и я заиграл «Love Me, Please Love Me». Мелани подошла ко мне, положила руку на пианино и с благоговением стала слушать. Я чувствовал, что ей нравится, особенно моя версия, очищенная и переработанная, но все же с некоторыми фиоритурами. Я перешел к «Ласковой душе», которую чуть удлинил и обшил кружавчиками, как всегда, и, да простит меня Польнарефф, это прокатило. Подружка пришла сказать ей, что они готовы уйти, но вот Мелани уже не хотела следовать за ними.