отчаяние, полная безвыходность и вдруг… «Карл и Фриц», ведите меня в отдельный кабинет!

С трудом убрали приятелей из общей залы и водворили в не особенно уютной комнате, с круглым столом посредине и подозрительной мягкой мебелью по стенам. В «кабинете» было сыро, пахло кошками и еще чем-то неопределенным. Барон приказал затопить камин и подать сюда коньяк и кофе. А время все шло и шло.

– Однако, – говорил барон, спустя уже довольно времени молчаливого проглатывания крохотных рюмочек, – как жаль, что люди с верой в Бога утратили и способы продажи своей души черту. Очень жаль! Я бы, например, охотно вступил бы в такое соглашение с самим господином Вельзевулом.

– Говорят, надо надрезать легонько, ну, хотя палец, обмакнуть в кровь перо…

– Воронье! – добавил Серж.

– Разве так? Ну, все равно! И написать…

– Что написать?

– Как что? Конечно: от сего вышеписанного числа, сроком такого-то, повинен я уплатить сумму… Ну, там по уговору…

– Да не сумму, а душу! – поправил рассказчика барон.

– Д-а-а-а! Конечно, душу! Ну, да все равно… Да, хорошее было доброе, старое время…

– Да и черти тогда глупее были, – добавил барон Допель-Плюнель. – Можно было и их немножко надувать… Они были тогда очень наивны… Возьмем, например, господин Фауст, от господина Гете… Он умел и капитал приобрести, и невинность соблюсти… Молодец!..

– Сатана! Сам сатана! Приходи и получай! – завопил не своим голосом Жорж, слюняво рассмеялся и энергичным жестом опрокинул со стола бутылку.

– Человек, порцию дьявола! – подхватил Серж…

Дверь тихонько отворилась, и вошли оба кельнера, Карл и Фриц, по счастливой случайности совпавшие своими именами с фирмой ресторана.

Карл нес большую серебряную кастрюлю, спиртовую горелку, решетку и большую суповую ложку для размешивания.

Фриц принес корзину с бутылками, вазу с фруктами и головку сахара.

Кельнеры молча поставили все принесенное на боковой столик и, почтительно извинившись за причиненное беспокойство, исчезли за дверью. Через минуту они оба вернулись снова и принялись менять столовое белье, изрядно уже залитое нашими приятелями.

Те переглянулись в полном недоумении.

– Кто приказал? – приподняв брови, спросил барон.

– На две бутылки кирша[53], обязательно одну бутылку мараскина[54]! – облизнулся Жорж, успев уж опытным оком оценить содержание корзинки.

– Ого! – проговорил Серж, усиленно протирая глаза.

– Тут господин один сейчас заезжали, спросили господина барона и кто с ними – я сказал, что, мол, в отдельном кабинете. Так они сказали – хорошо! Заказали жженку на четверых и за устрицами послать к Смурову – мы ведь не держим, а сами через полчаса заедут. Просили обождать. Потому не время им, приедут ровно в двенадцать, а теперь только полчаса двенадцатого… Очень просили обождать и кланяться барону!

– Ах! Да, да, да! – спохватился находчивый барон. – Я ведь ждал… Я ему сам назначил… да, да, да!.. Это я вам, господа, готовил маленький сюрприз!

Серж удивился, что так поздно, и попытался было проверить по своим часам, но вспомнил, что они «в починке». Жорж по той же причине поверил кельнеру на слово.

– Ну, теперь, пускай высокие особы играют вист без меня! – махнул рукой барон.

– Удивительно! – протянули дуэтом Серж и Жорж.

– Во всяком случае, так как времени немного осталось, мы будем приступать к грандиозному приготовлению, – говорил барон. – Я очень люблю это занятие и хорошо всегда, даже превосходно, поступаю… Когда я был еще буршем[55] в Дорпате, я всегда… Фриц, ставьте вазу на стол и откупоривайте бутылки…

Установили все, как следует; возились долго, ибо и у барона, и у его приятелей руки дрожали, должно быть, от волнения, ноги тоже слушались плохо, а в глазах заходили радужные круги… Фриц и Карл предпочли лучше на время удалиться, барон слишком уже начал жестикулировать…

– Так он сказал, что будет ровно в двенадцать… Мы его будем встречать с помпой! – предложил, помолодевший душой, старый бурш из Дорпата…

Но «он» уже был между ними – и когда барон, махая платком и разнося вдребезги предохранительные стеклышки, погасил свечи, предоставив красному свету догорающего камина меланхолически бороться с голубоватым светом горящего кирша – все трое заметили ясно этого четвертого.

«Он» сидел в глубоком кресле, заложив нога на ногу, скрестив на груди тонкие руки, и смотрел на приятелей, хотя с несколько насмешливой, но чрезвычайно неприятной, болезненно искривленной улыбкой.

Заметили его присутствие как-то все разом и все разом притихли, сохранив свои позы, как кто был.

– Parbleu[56]! – первым прервал молчание незнакомец.

Он поднялся с кресла и бесцеремонно сбросил с плеч черный сюртук безукоризненно модного покроя, пригласив остальных жестом последовать его примеру.

Серж так растерялся, что принялся снимать прежде панталоны, но его вовремя поправил Жорж.

«Он» подошел к столу, сделал какое-то кабалистическое движение над пылающей вазой, вроде того, как Фольдман делает свои пассы, и огонь вспыхнул значительно ярче. Теперь можно было рассмотреть таинственного гостя более внимательно.

Это был сильно худощавый брюнет, с заметной проседью, с резко очерченными бровями, с длинным, слегка горбатым носом и сухим, перекошенным разрезом рта. Усы и борода незнакомца были гладко обриты, что придавало ему вид актера-трагика; на его длинной, тонкой шее, с сильно выдающимся кадыком, несмотря на безукоризненность всего остального костюма, был небрежно повязан ярко-красный галстук.

– Милостивые государи! – начал он. – Будем без церемоний и дружески, братски сядем за братский котел… Я вас всех отлично знаю, вы меня, вероятно, тоже, хотя, я замечаю, в данную минуту не узнаете, но останемся и мило проведем эту ночь, без взаимных представлений, вроде как бы в маскараде. Я вас интригую, попробуйте сделать со мной тоже. Будем пить и говорить о разных делах, но предупреждаю, только о самых приятных… А что же устрицы?! Эй, кто там?.. Сережа, позвони-ка!.. Вон кнопка!..

Серж Костыльков был слегка озадачен этою фамильярностью с переходом на бесцеремонное «ты», но, все-таки, и несколько польщен…

Тут незнакомец далеко отшвырнул в угол свой сюртук, висевший на спинке стула, при этом движении из бокового кармана выпал тяжелый бумажник, раскрывшись налету, и шлепнулся у самого камина, на то место ковра, где было особенно светло… Все трое успели разглядеть, что бумажник плотно набит пачками радужных. На опытный взгляд барона, тут находилось целое состояние.

Жорж Мотыльков поспешил исправить неловкость нового гостя, но тот остановил его, произнеся:

– Ну, брось! Пустяки… Итак, мои друзья, сначала начнем с устриц, это все, что в силах перенести ваши, по правде сказать, никуда негодные желудки, запьем эти дары океана холодным шабли, а потом будем коротать длинную зимнюю ночь за чаркой пламенеющей влаги… Барон, ты будь хозяином. Да не