Жюли уже в третий раз перевели в другую палату. Признаться, эти перемещения вызвали у нас с Тьер– ри немалое беспокойство. Меня отправили в незнакомый корпус и усадили в приемной, где абсолютно все, от стульев до плевательницы, было прикручено к полу. В стремлении к безопасности кто-то даже забрал все окна решетками – это на первом-то этаже! На полу сидела девочка-подросток и старательно выворачивала из ножек стула винты. Рядом с ней расположилась компания японцев. Их гид читал двуязычное издание “Шахматной новеллы” Стефана Цвейга.

– Вы здесь с экскурсией? – удивленно спросила я.

Никогда не подумала бы, что Святая Анна входит в число достопримечательностей наряду с Лувром и Эйфелевой башней.

– Нет-нет! – сказал мне гид и очень вежливо объяснил, что в Святой Анне есть отделение, специализирующееся на лечении так называемого “парижского синдрома”, он же “пари сёкогун” – психического расстройства, затрагивающего исключительно японских туристов.

Их группа, состоящая из жителей Йокогамы, пришла навестить Юко Сакамото, девушку двадцати пяти лет, сотрудницу фирмы JVC, которая отказывала себе во всем, чтобы накопить деньги на поездку в Париж – город ее мечты.

Она три года работала без отпуска, и ей удалось приобрести недельный тур в столицу Франции. В воображении она видела Париж идеальным городом, населенным одинаково стройными женщинами, одетыми по последней моде, и элегантными мужчинами, отменно разбирающимися в кухне и демонстрирующими безупречные манеры. Но, едва прибыв в аэропорт, Юко обнаружила, что Франция совсем не такая, какой она себе представляла: ее встретили грязные туалеты, хамоватые официанты и хмурые парижане, а от вони в метро ее просто тошнило. В первые же часы на французской земле девушку охватило чувство безутешного горя. Юко с каждым днем все заметней нервничала, на ее губах застыла загадочная улыбка. Этим утром она сразу после завтрака заперлась у себя в номере – ей казалось, что за ней кто-то гонится. Она никому не желала открывать дверь, и пришлось вызывать службу спасения.

– В подобных случаях мы немедленно звоним в посольство Японии, а уж они организуют доставку заболевшего туриста в специализированное отделение клиники Святой Анны.

В эту секунду ко мне подошла медсестра, предложившая проводить меня в палату Жюли. Я поблагодарила гида и пожелала бедной Юко скорейшего выздоровления. Японцы вежливо наклонили головы, я сделала то же самое.

Моя подруга лежала на кровати. Ее отечное лицо напомнило мне детеныша морского льва. Она объяснила, что растолстела из-за лекарств, но я увидела у нее на тумбочке несколько коробок с пирожными.

– Мне уже лучше, – сказала она.

– Если честно, не похоже, – сказала я, не понимая, зачем мне ей врать.

– Правда лучше. Мы нашли причину расстройства. С психиатром. С венгром. Не с лысым. Лысый – ноль без палочки. – Жюли говорила какими-то странными рублеными фразами.

Я помнила доктора Петтон, которая лечила мне колено, но ни про “венгра”, ни про “лысого” ни разу не слышала. Впрочем, я понимала, что сейчас не время вникать в такие подробности, а потому спросила напрямую:

– Ну и в чем же проблема?

– В кесаревом, – категорично ответила она. – Все из-за него.

Здесь мне придется вернуться назад и рассказать о том, как протекала беременность Жюли. За несколько месяцев до родов она прочитала горы литературы на соответствующую тему, включая “Беременность и послеродовой период в культуре туарегов из кланов кель-адаг”, “Искалеченная промежность”, “Воздушный шар доктора М. Годе”, ну и для разнообразия “Деревенский акушер при Короле-Солнце. Трактат о родовспоможении Г. Моке де Ла Мота”. Она посещала акушерские курсы при роддоме, ознакомилась с особенностями родов в воде и через интернет освоила методику самогипноза. Почти на все занятия она ходила с мужем, который подумывал даже открыть в сети онлайн-курс для будущих отцов и делиться с желающими всем, что успел узнать сам. Жюли и Тьерри подготовились к родам не хуже, чем к устному экзамену в Институте политических наук – тогда они тоже трудились вместе.

– Лично я всегда хорошо делала свою работу, – сказала Жюли.

– Знаю, – ответила я.

– Здесь о рожающей женщине принято говорить, что она “работает”, – пояснила Жюли.

К назначенному дню Жюли подошла во всеоружии. Следует заметить, что в жизни ей удавалось абсолютно все. Она не завалила ни одного экзамена. У нее всегда получался майонез. Она ни разу не опоздала на поезд. Но проблемы начались, едва Жюли с мужем приехали в роддом. “Давление повышено… Альбумины понижены… Эклампсия… Поздний токсикоз…” – услышали они от врачей, которые, впрочем, поспешили их успокоить. Ничего страшного, говорили они, но необходимо ускорить процесс родов, чтобы ребенок быстрее появился на свет. Ей сделали укол, стимулирующий раскрытие шейки матки, в результате чего у нее начались болезненные схватки. Та функция в мозгу, которая вроде бы отвечает за стирание памяти о родах – иначе ни одна женщина не решилась бы рожать во второй раз, – у Жюли, судя по всему, не сработала.

– Тридцать шесть часов! Они заставили меня “работать” в течение полутора суток! А я улыбалась. Спрашивала, не надоело ли ждать моему мужу, одобряют ли мои родители выбор имени для ребенка, удобно ли родителям мужа в гостинице, справляются ли без меня коллеги. Эта мука продолжалась тридцать шесть часов!

С тех пор как Жюли достигла детородного возраста, она даже не рассматривала вероятность того, что не сможет родить сама. Никогда. Это может произойти с кем угодно, но только не с ней. Но процесс затягивался, и врачи решили, что пора делать ей кесарево сечение.

Дальнейшее случилось очень быстро. Операционный блок. Вскрытие брюшной полости. У Жюли было ощущение, что кто-то влез руками ей в живот и вытащил оттуда ребенка. Жюли охватило ужасное чувство провала. “Я как будто и не рожала”, – говорила она, имея в виду, что ее словно бы лишили статуса матери. На протяжении последующих недель у нее в душе постепенно возникла какая-то пустота; все ее существо словно рассыпалось, распадалось на части; стоило кому-то спросить у нее, как прошли роды, и она впадала в тоску. Ею овладела бездонная печаль; порой она плакала над детской пеленкой, пытаясь сообразить, где у нее лицо, а где изнанка. Отмеряя капли долипрана, она паниковала: не отравится ли младенец? Если на улице ей навстречу попадалась беременная женщина, у нее учащался пульс. Она начала сомневаться в себе: раз она не смогла самостоятельно, без вмешательства хирурга, родить ребенка, как она его воспитает? Ее все чаще одолевал страх, особенно когда она оставалась с малышом одна; ей казалось, что она ни на что не способна и никогда не справится с ролью матери. Прошло немало времени, прежде чем она поняла, что медленно сходит с ума. Тревогу забил ее муж. Это было в тот день, когда она сказала ему:

– Надо съездить в Бельгию, сдать анализы на ДНК.

– Зачем? – испуганно спросил Тьерри; он чуть было не подумал, что жена ему изменила.