О состоянии этой напористой в боях дивизии, о наших родных хоперцах Баталпашинского отдела тот же ротмистр Чавдарь пишет: «Перед началом операции 1-я Кавказская казачья дивизия прошла станцию Иловайская. Нельзя было оторвать восхищенный взор от этого зрелища, какое представляла эта дивизия. Молодые крепкие всадники в живописной кубанской форме; прекрасный конский состав; впереди, во главе своей знаменитой «Волчьей сотни» – генерал Шкуро и начальник штаба, один из наиболее ярких героев наших, генерал Шифнер-Маркевич.

Стихийная удаль, безграничная отвага – вот впечатление, произведенное на всех нас этой блестящей дивизией.

Казаки-кубанцы – предмет общего внимания, восхищения. Статные, с тонкой талией и легкой, неслышной, быстрой походкой – они неотразимо привлекали женские сердца. Едва заняв какое-либо местечко, железнодорожную станцию, город или деревню – как уже при первом удобном случае появляется гармоника. Раздаются звуки лихой наурской лезгинки, и казаки пускаются в пляс, плавно двигаясь и грациозно поводя руками с широкими развевающимися рукавами черкесок»…

И вот теперь эта безусловно самая лихая Кубанская дивизия – она и малочисленна, и обезлошадилась, как будто выдохлась… Но это было не так.

18 октября я вступил в командование 2-м Хоперским полком. В нем, в строю – два сотника, три хорунжих, а остальные подпоручики. Всего 10 офицеров.

О конном бое 6 октября они рассказывали с улыбкой. Был сильный туман. Передовые части красных и казаков смешались, и было не разобрать – где свои и где чужие?.. Пришлось отступить. Но в этом столкновении, в тумане, были убиты наш командир полка полковник Беломестнов и начальник штаба Терской дивизии… О потерях полка они как-то и не говорили, так как их было мало.

Полк я застал в количестве около 200 шашек боевого состава, не считая пулеметной команды в четыре пулемета системы Максима. На довольствии, с разными командами, вестовыми и денщиками, около 250 человек и лошадей. Такой силы были и остальные три полка дивизии. «Волчий дивизион», личный конвой генерала Шкуро, был такой же силы, как и полки, но имел одно свое полевое орудие и пулеметы. Этот дивизион не только принимал участие в боях, но был наихрабрейший. Начиная от Воронежа – он подчинен был начальнику нашей 1-й Кавказской дивизии генералу Губину.

Судьбе было угодно, чтобы я попал в эту храбрую дивизию при многих очень неприятных событиях, во время отступления от Воронежа и до Кубани…

Во 2-м Хоперском полку. Первые дни

Сдав реквизированных лошадей штабу 1-й Кавказской дивизии, начальником ее, генералом Губиным, назначен был во 2-й Хоперский полк. Это было 12 октября, когда части дивизии, оставив Воронеж, перешли на западный берег Дона.

В каком-то селе представляюсь командиру полка, в его комнате. Худенький, слегка сгорбленный, в очках, в гимнастерке. Ему лет 50–55. Кто он и откуда – не знаю. Какой-то огонек радости на миг блеснул в его глазах, который я понял через несколько дней.

При нем полковой адъютант, высокий, слегка мясистый подпоручик в солдатской шинели и при солдатской шашке.

Полковник говорит, что мы выступаем сегодня на север. В окно вижу проходящие сотни полка. Они очень малочисленны и на очень утомленных лошадях. И на лошадях больше упряжного сорта.

Полковник надевает сверх гимнастерки с погонами штатское пальто черного сукна, зимнее; поверх него надевает через плечо длинную пехотную винтовку. «На всякий случай», – неловко улыбаясь, говорит он мне, как бы извиняясь за свое вооружение.

Во дворе он неумело и долго взбирается на свою косматую лошаденку, явно упряжного сорта, и мы выезжаем к полку. Потом только я узнал от своих офицеров, что он пехотный офицер, вступил в дивизию после занятия Воронежа, живя там, никакого отношения к Кубанскому войску не имел. Его фамилия была Третьяков.

Подъехал он к полку шагом и после команды «смирно!» тихо произнес:

– Здравствуйте, хоперчики-молодчики.

Все это для меня было очень странным…

После обеда прошел «на зады» двора, где стояли наши лошади. Там, под осенним холодным солнышком, ординарцы, расположившись кто где попало, все без рубашек, уничтожали на них вшей.

Они, увидев меня, встали.

– Что – воюете, братцы? – весело спрашиваю их.

– Да, вот солнушка глянула, мы и приспособились… уж больно их много. Невмоготу даже терпеть, – отвечают они весело. – Все бои да бои… давно меняли белье… идем ведь с самой Баталпашинки…

Я всматриваюсь в лица и в глаза мне еще неведомых казаков 2-го Хоперского полка. Все они очень молоды, совершенно безусые, простые до наивности и такие милые и дорогие нам кровные кубанские казаки, наши младшие братья.

В походах и кровавых боях от самой Баталпашинской станицы и до Воронежа – и никакого ропота, уныния и… «только воши (вши) нас заедают» – как ответили они тогда мне.

В одном из сел знакомлюсь с командиром Хоперской бригады полковником Бочаровым (Бочаров Павел Григорьевич – р. в 1869 г., казак ст. Усть-Джегутинской ККВ. Окончил Баталпашинское городское училище, Ставропольское казачье юнкерское училище (1891). В Великой войне помощник командира 2-го Хоперского полка ККВ (на 1 февраля 1917 г.), полковник (4 марта 1917 г.). В Добровольческой армии и ВСЮР, командир 1-го Хоперского полка, 1-й Хоперской бригады (май 1919 г.), 2-й бригады 1-й Кавказской казачьей дивизии (с 22 ноября 1919 г.), в Русской Армии, на о. Лемнос, генерал-майор. В эмиграции, в составе Кубанского офицерского дивизиона в Югославии (1925), до Второй мировой войны там же). Это старейший и высокочтимый природный хоперец. Ему лет под пятьдесят. Типичный старый казак-офицер Кубанского войска. Он спокоен, но говорит мне:

– Делать здесь нечего… И надо ехать в отпуск… Пусть полками командуют молодые.

И он выехал в отпуск на Кубань. С ним выехал и наш временный командир, неизвестный нам полковник Третьяков.

18 октября 1919 года я назначен был командиром 2-го Хоперского полка. Не пришлось мне вкусить сладость победных маршей в этой храброй дивизии генерала Шкуро. Теперь мы пили горькую чашу отступления… Это даже не «кисмет» (судьба), а перемена воинского счастья.

Боевой состав полка

За шесть дней пребывания в должности помощника командира полка я уже хорошо присмотрелся к полку. Он был слаб не только что числом шашек, но был слаб, главное, своим офицерским составом.

Вот он по чинам и должностям:

1. Командир 1-й сотни хорунжий-осетин (фамилию не помню, так как он очень скоро эвакуировался) – из урядников, говоривший с большим акцентом, малограмотный, маленький ростом, мясистый, самый обыкновенный всадник, видимо из Кавказской («Дикой», как ее называли) Туземной дивизии.

2. Командир 2-й сотни хорунжий Борисенко – распорядительный, веселый и