Графу достался еще тычок.

– Уж я выжму из тебя все до капельки, будь уверен, паршивец! – ревел мессир Гийом, уводя пленника дальше.

Снова раздался пронзительный женский крик.

В ту ночь такие крики раздавались повсюду, но что-то заставило Томаса насторожиться. А когда крик прозвучал в третий раз, он побежал на звук, громко окликнув Робби.

Разбрасывая сапогами уголья, юноша пробежал по остаткам горящей палатки, обогнул дымящуюся жаровню, чуть не споткнулся о раненого, которого рвало в перевернутый шлем, и помчался по проулку между мастерскими оружейников. Там на траве валялись наковальни, мехи, молоты, клещи и бочонки, полные заклепок и кольчужных колец. Путь ему, пошатываясь, преградил какой-то человек в кузнечном фартуке, с кровоточащей раной на голове. Томас оттолкнул его в сторону и устремился к черно-желтому штандарту, по-прежнему реявшему у горящей палатки лорда Ронселета.

– Жанетта! – крикнул он. – Ты здесь?

Оказывается, графиню захватили в плен. Здоровенный детина прижал ее спиной к вороту осадной машины, стоявшей за палаткой Ронселета. Услышав крики Томаса, он оглянулся со злорадной ухмылкой. Это был Попрошайка, великан с дремучей бородой и гнилыми зубами. Жанетта попыталась вырваться, и он встряхнул ее, как мешок.

– Держи ее, Попрошайка! – крикнул сэр Джеффри Карр. – Держи эту суку крепче!

– Милашка никуда не денется, – ответил Попрошайка, – куда ей деться, крошке? – Он попытался стащить с женщины кольчугу, но она оказалась слишком тяжелой и громоздкой, да к тому же Жанетта яростно отбивалась.

Безоружный Ронселет сидел на раме «Пращи». На лице его красовалась красная отметина, след недавнего удара, а над ним со своими пятью ратниками стоял сэр Джеффри Карр.

– Это мой пленник, – заявил Пугало, с вызовом глядя на Томаса.

– Неправда, – возразил Томас, – это мы его захватили.

– Послушай, малый, – сказал Пугало все еще заплетающимся от выпивки языком. – Я рыцарь, а ты дерьмо. Ты меня понял? – Слегка пошатнувшись, он сделал шаг к Томасу. – Я рыцарь, – прорычал он снова, уже громче, – а ты никто, пустое место!

Его багровая, ярко освещенная огнем физиономия скривилась в презрительной усмешке.

– Пустое место! – проорал Пугало еще раз и обернулся убедиться, что его люди надежно стерегут Ронселета.

Такой богатый пленник мог разрешить все проблемы сэра Джеффри, и тот был исполнен решимости удержать француза для себя и получить с него выкуп.

– Красотка не может взять пленника себе, – заявил он, указав мечом на Жанетту, – потому что у нее сиськи, а ты не можешь взять его потому, что ты дерьмо. А я рыцарь! Рыцарь!

Он просто выплюнул это слово на Томаса, и тот, не желая сносить оскорбления, натянул лук. Новая тетива оказалась слегка длинновата и из-за этого была недостаточно упругой, но лучник рассудил, что с такого расстояния он не промахнется.

– Попрошайка! – крикнул Пугало. – Если он выстрелит, убей эту суку!

– Убью милашку, – прогудел Попрошайка.

Он поглаживал кольчугу на груди Жанетты, и у него из рта, смачивая бороду, текла слюна. Пленница продолжала отбиваться, но верзила так сильно прижал ее к лебедке, что полностью лишил свободы движений.

Томас держал свой лук наготове. Он приметил, что длинное плечо требюшета подтянуто к земле, но механиков, должно быть, спугнули раньше, чем они успели зарядить машину, ибо кожная петля была пустой. Справа высилась куча камней, возле которой глаз Томаса отметил какое-то движение. Лучник покосился в ту сторону. Человек, опиравшийся о камни, пытался встать, но не мог. Лицо его было в крови.

– Уилл? – позвал Хуктон.

– Том! – Уилл Скит снова попытался выпрямиться. – Это ты, Том?

– Что случилось? Как они на вас напали?

– Я уже не тот, что прежде, – со вздохом ответил Скит.

Два горожанина, которые помогали стеречь пленного Ронселета, теперь лежали мертвыми у ног Скита, да и сам он, похоже, умирал. Лицо старого воина побледнело, он был слаб, и каждый вздох давался бедняге с трудом. В глазах его стояли слезы.

– Я пытался драться, – с горечью проговорил сэр Уильям. – Правда пытался, но я уже не тот, что прежде.

– Кто напал на вас? – спросил Томас, но у Скита, по-видимому, не было сил ответить.

– Уилл пытался защитить меня, – пояснила Жанетта и вскрикнула, когда Попрошайка, сильно тряхнув молодую женщину, завалил ее на лебедку и задрал подол ее кольчужной рубашки. Великан при этом возбужденно гоготал, а сэр Джеффри злобно орал.

– Что, сукин сын, с Дугласами связался?

Томас отпустил тетиву. Вообще-то, ее сначала следовало бы пристрелять, но сейчас времени на такие тонкости не было. Стрела прошила спутанную бородищу Попрошайки и впилась в его горло. Широкий наконечник стрелы воткнулся в его глотку аккуратно, как нож мясника, и Жанетта вскрикнула, когда кровь брызнула ей на лицо и тунику. Пугало с яростным ревом бросился на Томаса, который, ткнув его роговым навершием лука в багровую физиономию, отбросил лук и схватился за меч. Подоспевший Робби проскочил мимо лучника и сделал выпад дядюшкиным мечом, целя в живот. Однако сэр Джеффри, даже пьяный, оказался настолько ловок, что ухитрился отбить удар и нанести ответный. Двое его ратников (остальные стерегли пленника) уже спешили на выручку.

Завидев приближение противников, Томас свернул налево с таким расчетом, чтобы между ним и черным топором сэра Джеффри оказалась рама осадной машины, но Пугало почти отрезал ему путь. Лучник изо всех сил рубанул противника только что выхваченным мечом, но тот ловко парировал удар. Клинки зазвенели с такой силой, что у Томаса онемела рука. Пугало качнуло, но он тут же восстановил равновесие и ринулся вперед, обрушив на лучника град ударов. При всей своей молодости и силе Томас не слишком хорошо владел мечом и с трудом отбивался от наседавшего врага. Робби не мог прийти ему на помощь, потому что сам сражался с двумя ратниками сэра Джеффри.

И тут внезапно что-то громыхнуло так, будто разверзлись врата ада. Земля содрогнулась, и Пугало издал дикий, полный ужаса и муки вопль.

Оказывается, пока шла схватка, Жанетта дернула за рычаг требюшета и освободила его притянутое к земле метательное плечо. Десятитонный противовес с громовым ударом рухнул на землю, а толстый металлический штырь, удерживавший пращу, взлетел вверх прямо между ногами сэра Джеффри, разодрав того от промежности до живота. Наверное, Пугало зашвырнуло бы чуть ли не до самого города, но штырь засел в его внутренностях, и он повис на верхнем конце длинного бруса, корчась и извиваясь в агонии.

Его ратники, увидев, что их господин умирает, попятились, ибо вовсе не собирались драться за человека, который все равно им уже не заплатит. Робби, разинув рот, смотрел вверх, на извивавшегося в муках Пугало. Каким-то образом умирающему удалось сорваться со здоровенного железного шкворня, и он, с вывалившимися кишками, разбрызгивая кровь, упал наземь. При этом он так сильно стукнулся, что его тело отскочило от земли обратно, однако Пугало был еще жив. Глаза его выкатились, а рот исказился в надсадном крике.