— Ну-ну, ещё до отъезда увидимся, — остепенил Холмогорова Витя, без зла хлопнув его по плечам. Тот кивнул с улыбкой, но откровенно чужой, говорящей, что Кос не здесь, не с ними, а в мыслях своих был и, кажется, им улыбался, а не Пчёлкиным.

— Не кисни, Космос! — и махнул головой на белое пальто Ильиной. — Невелика беда!..

Холмогоров же в ответ по башке его ладонью двинул небольно, заменяя этим реплику из разряда: «Ну и балда ты, Пчёла!». Витя только засмеялся, по плечам Коса опять хлопнул.

И показалось Космосу, что где-то вдалеке лопнул шарик — такой же мелкий, какими и были, наверно, все его проблемы…

— Спасибо за снимок, Максим, — поблагодарила Анна, после объятья в чистой дружеской, какой-то сдержанной ласке сжала руку Карельского чуть выше локтя. — Ты отличный момент поймал.

— За тобой с Пчёлой, Ань, только с фотиком и ходить. Больно фотогеничные, заразы! — хмыкнул ей в ответ телохранитель Белого, но Аня заметила всё-таки, как он малость покраснел в этом неказистом комплименте.

Надо же; она-то думала, что такого сурового на вид дяденьку нельзя заставить покраснеть. Тем более, мелочью такой!..

Аня хотела ещё что-то сказать. Но забыла, когда увидела, как Витя, напоследок Тому обняв, развернулся к супруге. Одна из ладоней Пчёлы сжалась в кулак, держа подарки, а вторая легла на талию супруги. Девушка к боку мужа прижалась, на себе поймала хитро-добрый взгляд Саши, в котором от настороженности, одновременно старой и недавней, остались только смешащие воспоминания, и на выдохе сказала всем сразу:

— Ну, что, прощаемся?

— Не прощаемся, а говорим «до свидания»! — поправил важно её Валера Филатов и, получив от девушки улыбку согласную, отбил Анне «пять».

Оля сказать что-то хотела явно, но снова заплакавший Ваня привлёк юную мать, вынудил поспешить в комнату к сыну. Белова, выдохнув, на ходу им крикнула:

— Пока, ребята! — и скрылась за порогом спальни.

Космос снова в мыслях своих каких-то хмыкнул.

Часы показали двадцать четыре минуты второго; такси уже обещало быть поданным. Аня нажала на ручку двери, у самого порога которой они с Витей стояли. Прохлада лестничной клетки погладила ноги.

— Всем до встречи! — с напускным реверансом попрощался Пчёлкин и под веселый смех Фила, придумавшего шутку, которую озвучит, только когда пара на Остоженку мчать будет, развернулся. Аня ручкой махала, пока лифт с четырнадцатого этажа спускался, и обещала друзьям мужа, которые и ей уже давно стали далеко не чужими людьми:

— Сувениры вам привезём из Амстердама!

— Я магнитик на холодильник хочу! — предупредил Пчёлкину Космос, прыгающий из-за плеча Карельского — хотя, такому дылде, как Холмогорову, это и было совершенно лишним. Тома засмеялась звонко, и хохот её подъездным эхо отразился от перил и стен.

Створки лифта открылись, когда Витя кинул:

— Холодильник новый покупай, космическое чудовище! Пока, братья! — и зашёл с Аней в кабину.

Она негромко посмеялась — больше с прозвища Коса, чем с остроты мужа, и голову положила на ровную любимую грудь супруга, на которой обычно засыпала хорошо.

Они в тишине, прерываемой лишь шумом лифта, в молчании, не удручающем друг друга, доехали до первого этажа. Откуда сверху слышались чьи-то веселые голоса; подумать можно было бы, что это Фил рассказывал Белову только что придуманную шутку, что с разницы в десять этажей слышался смех двоюродного брата, которого Ольга сразу наругала за шум.

И вышли Пчёлкины в тёмную январскую ночь. Любовь огнём, который мог оборачиваться и приятно согревающим пламенем нежности, и сжигающим к дьяволу полымем близкой к животной страсти, сделала зиму не такой холодной.

В небе расцвёл ещё один салют, грохотом взрыва пороха пугающий бездомного кота. Такси моргнуло им желтыми шашечками.

Тысяча девятьсот девяносто четвёртый год начался прекрасно.

Но обещал ли остаться таким же хорошим?..