Я занял положение полулежа на краю третьей и самой широкой ступеньки лестницы, опершись спиной о стену кирпички. Допивая виски, я неторопливо оглядывал двор, наблюдая за людьми и высматривая, нет ли тут Алисы. Пока не было, так что я прикрыл глаза и позволил себе ненадолго причилить, лениво провожая взглядом людей, что входили и выходили, перемещались от столов к лестнице, между столами и по всему дворику. Это место мне нравилось даже больше основного двора. Хотя места было меньше, эта решетчатая крыша и лианы здорово работали на атмосферу.

Алиса пришла через несколько минут, сразу меня заметила и села рядом. Начала рассказывать, как одной девчонке из ее компании стало плохо, и они выводили ее на улицу, а ее парень бегал вокруг и психовал – короче, она за двадцать минут успела перенервничать, и сейчас было бы здорово просто посидеть. Я был не против, и рассказал про Лекса и Фай. К моему удивлению, Алиса приняла сторону Эла и посочувствовала ему. Мы еще какое-то время бродили вокруг темы сложности отношений, и она призналась, что ее немного пугает вся серьезность и драма, которую люди вкладывают в это, а я в порыве искренности рассказал, что сам когда-то любил излишне драматизировать, но недавно прошел это. Потом я зачем-то говорил о том, как сложно устроены люди, частично пересказывая свои размышления из фастфуда перед движем, частично – просто занимаясь пустой софистикой, но Алиса внимательно и с интересом слушала, а потом поежилась от холода (еще бы – в таком-то платье), но вместо того, чтобы предложить пойти внутрь, прижалась к моему боку и положила голову на плечо. Толстовка, по ее словам, и правда оказалась теплой, и я для верности приобнял Алису. Я уже успел забыть, что девушки – они ведь тоже мягкие и теплые, когда их обнимаешь. Все это напомнило мне еще один период из наших походов на сейшены – тогда это в основном были рейвы – начало осени моего третьего курса, когда мы с Лексом и Куртом открыли для остальных эйфы, с которыми любой движ воспринимался совсем иначе, и даже сейчас я скучал по этим ощущениям. Эйфы я забросил, когда мы расстались с Минс, и до недавних пор мысль о них ассоциировалась с ней. Но сегодня я выкинул конверт, и вспоминать стало куда легче, так что я рассказал Алисе и о той осени, а она улыбалась и то и дело вставляла комментарии, что у нее все было очень похоже, только зимой. Еще сказала, что эта тема ей кое о чем напомнила, но расскажет она об этом позже.

Не знаю, сколько на самом деле прошло времени, по мнению часов – минут пятнадцать, по ощущениям – одновременно и больше, и меньше. В какой-то момент Алиса даже начала клевать носом.

– Эй, ты чего, засыпаешь?

Она покачала головой.

– Нет, просто очень все мягко и… грустно как-то. Тягуче.

– Как будто и правда что-то съели, а?

– Ага, очень похоже.

– Давай взбодримся, потому что, если ты заснешь, засну и я, и мы тут замерзнем нафиг, и наши гениальные диалоги никто не допишет.

Алиса засмеялась и потянулась.

– Ладно, пошли. Разгоним кровушку!

Мы вышли из дворика, и Алиса потянула меня в третий зал. Да, наверное, там музыка сейчас больше всего подходила под настроение. Я, конечно, понимал, что хочу слишком многого, но было бы неплохо какой-нибудь медляк. Мы лавировали сквозь толпу – людей меньше не становилось, они только недавно закончили прибывать. Алиса с удивительной ловкостью находила зазоры в людском потоке, и мы довольно быстро миновали коридор, оказавшись в третьем зале.

Мы выбрались в самый центр, ближе к диджейке на небольшой сцене. Медляка не было, но был какой-то хороший ремикс на “Missing”, одновременно и движовый, и мелодичный, что нечасто встретишь на мероприятиях такого формата. Я заметил Лекса и Фай у стены, среди сидящих, восстанавливающих силы на невысоком подъеме людей. Эл сидел и что-то говорил, а Фай, уперев ноги в пол, лежала у него на коленях и потягивала что-то из стакана через трубочку. Я улыбнулся и отвел взгляд. Ох и долго же они к этому шли…

Алиса стояла лицом ко мне с прикрытыми глазами. Сверху на танцпол опускалась плоскость света, созданная четырьмя яркими зелеными лучами. Мелодия и ритм сливались воедино, и я не заметил, как оказался совсем рядом с ней – меньше, чем в полуметре. Зеленая плоскость света опустилась, словно просканировав сначала меня, а спустя доли секунды и Алису. Я смотрел на нее, и мне казалось, что вижу ее в первый раз. Да, я знал ее всего день, но все же… Вдруг, совершенно неожиданно, меня пробрала дрожь – от кончиков волос до самых пяток. Мои ладони ни с того ни с сего вспотели, и одновременно с этим мне стало трудно дышать. Я на секунду испугался того, насколько сильными были ощущения в этот момент – я чувствовал каждой частичкой кожи, будто прежде все тело, все поры и капилляры были чем-то забиты, и вот сейчас они очистились, позволив мне вновь чувствовать что-то по-настоящему, как в памяти о “старом добром времени, когда…”, только наяву, в текущем моменте. Мои глаза, казалось, пытались отследить, заметить каждое ее мельчайшее движение, понять какой-то скрытый за ней смысл, но находили лишь что-то цельное, неделимое, ожидающее только простой честности, и не пытающееся ничего утаивать за собой. Возможно, дело было в выражении ее лица, возможно, в том, как она двигалась, в моем восприятии – будто в сверхзамедленной съемке, так, что я мог разглядеть каждый отсвет каждого луча на ее силуэте, что один за другим обрисовывали и подсвечивали ее в темноте зала. Возможно, это было необъяснимое чувство, что я знаю ее всю жизнь, но только сейчас это понял, и она знает меня – до самых мельчайших деталей, и сама мысль о том, что это не так, разбивалась о неоспоримость этого чувства. Мысли вообще замерли, прилично отставая от всего остального, и я понимал, что танцую рядом с ней, сам не понимая, что делаю. Кто знает, быть может, ее легкая и открытая улыбка действительно скрывала что-то за собой – что-то, мимо чего я раньше проходил, даже не замечая, слишком очевидное, чтобы понять это. Какая-то часть меня была напугана такой остротой момента, не готова к чему-то подобному, хотела направить меня в сторону, заставить отойти от нее, но эта часть меня не имела никакой силы над тем, как ее глаза проникали в мой разум, пронзали мое сердце, заставляя его биться все чаще. Мне было совершенно плевать на все, что находилось за пределами этого квадратного метра, в котором находились мы двое, на весь мир, на голоса в голове, в панике бьющие тревогу, все вокруг меркло, оставляя лишь ее и меня, лишенных мыслей, лишенных всего, что тяготит и прибивает к пыльной земле. Мне не было дела до всего, что происходило во всей вселенной, пока я был здесь, в этом моменте. Словно зачарованный странной магией, я не мог сделать и вздоха, не мог оторвать от нее взгляда, и мне казалось, что это – кульминация меня, конец всему, что со мной было. Я не понимал, не мог вспомнить, происходило ли со мной раньше что-то подобное. В голове был полный бардак и в то же время – удивительная ясность, почти идеальный порядок, и я не имел ни малейшего понятия, как это было возможно. Что-то было в этом моменте успокаивающее, ее взгляд, ее запах, синхронность наших движений и, наверное, даже мыслей, и в то же время эта идеальная правильность рождала беспокойство, неуверенность, и все это смешивалось во что-то неподконтрольное. Больше всего в этом растянутом почти на вечность моменте я хотел так же проникнуть в ее душу, как она, казалось, проникает в мою, и прочесть там все – мечты, желания, мысли, ее самую суть. И никогда, никогда не отпускать, не выходить из этого странного стазиса, не покидать плена танца ее волос и искрящихся глаз. Я сам не заметил, как поцеловал ее.