Я сделал все, что мог в этих обстоятельствах. Я послал срочный приказ всем губернаторам восточных провинций привести в боевую готовность все войска, имеющиеся в их распоряжении. Я отправил дивизион военных кораблей в Египет для подавления бунта евреев, который должен был, по моим предположениям, вот-вот начаться в Александрии, и еще один — к Марсу в Антиохию. Я мобилизовал военные силы Италии и Тироля. Но никто, кроме Марса, меня и моего советника по иностранным делам Феликса — я был вынужден посвятить его в эту тайну, ведь он вел мою переписку, — не знал, какие ужасные грозовые тучи надвигались на нас с Востока. И никто, кроме нас троих, никогда об этом и не узнал, потому что благодаря удивительному повороту судьбы гроза так и не разразилась.

Я не обладаю драматическим талантом, как мой брат Германик, я всего лишь историк и не сомневаюсь, что большинство людей назовет мое повествование скучным и прозаичным, однако я подошел в нем к такому моменту, когда запечатленные мной голые факты, даже без каких-либо ораторских прикрас, вызовут такое же глубокое удивление моих читателей, какое вызвали тогда у меня. Прежде всего позвольте рассказать вам о том, в каком возбужденном, даже экзальтированном состоянии приехал из Иерусалима в Кесарию на празднество, которое готовилось там в честь моего дня рождения, царь Ирод Агриппа. Переполнявшая его тайная гордость была так велика, что чуть не душила его. Наконец-то заложен крепкий фундамент того грандиозного и величественного здания, воздвигнуть которое он мечтал столько лет — фундамент Восточной Империи. Одно его слово, и (так именно он изобразил это царице Киприде) «в синее небо вознесутся великолепные белые стены, их покроет хрустальная крыша, а вокруг, теша глаз своей красотой, будут простираться до горизонта прекрасные сады с прохладными колоннадами и зеркальными прудами». Внутри дворца все будет сделано из берилла, опала, сапфира и сардоникса, не говоря о золоте, а в огромном зале суда будет сверкать алмазный трон, трон Мессии, которого до этих пор люди знали под именем Ирода Агриппы.

Он уже открыл свою тайну первосвященнику и синедриону, и они дружно поклонились ему до земли, воспели хвалу Богу и признали Ирода Божьим Помазанником, тем, кого предсказали пророки. А теперь он мог публично открыться перед еврейским народом и всем миром. Они услышат его слова: «День избавления близок, сказал Помазанник Бога, скинем ярмо нечестивых». Иудеи поднимутся все, как один, и очистят пределы Израиля от чужеродцев и неверных. Только во владениях Ирода было двести тысяч евреев, умеющих владеть оружием, и еще много тысяч в Египте, Сирии и на Востоке, а иудей, сражающийся во имя своего Бога, как показала история Маккавеев, храбр до безумия. Никогда еще не было более дисциплинированного народа. Оружия и амуниции тоже хватало: к семидесяти тысячам доспехов, которые Ирод нашел в сокровищнице Антипы, он добавил еще двести тысяч, не считая тех, что отобрал у греков. Укрепления вокруг Иерусалима еще не были достроены, но меньше чем за шесть месяцев город мог стать неприступным. Даже после моего приказа прекратить работы Ирод продолжал тайком копать под храмом большие кладовые и прокладывать длинные туннели, выходящие за стены города больше чем на милю, чтобы в случае осады солдаты гарнизона могли делать неожиданные вылазки и нападать на обложившую город армию с тыла.

Ирод заключил секретный союз против Рима со всеми соседними царствами и городами на сотни миль вокруг. Лишь финикийские города Тир и Сидон долго не желали идти ему навстречу, и это беспокоило Ирода, так как финикийцы были опытные моряки и он нуждался в их флоте для защиты своих берегов; но теперь и они присоединились к нему. Совместная депутация от обоих городов обратилась к казначею Ирода Бласту и смиренно сказала ему, что, поставленные перед выбором иметь своим врагом Рим или еврейский народ, они предпочли меньшее зло и прибыли сюда, чтобы молить его царственного повелителя о прощении и дружбе. Бласт сообщил им условия Ирода, которые они в конце концов приняли. И вот сегодня они официально заявят о своем подчинении. Условия были следующие: Тир и Сидон отрекаются от Аштарот и прочих своих божеств, соглашаются на обрезание и клянутся в вечном повиновении Богу Израиля и Его представителю здесь, на земле, Ироду Помазаннику.

Каким символическим жестом Ирод начнет свое славное царствование? Он воссядет на трон, затрубят рога, и он прикажет солдатам принести статую Бога Августа, установленную на рыночной площади, и мою собственную статую, стоящую рядом с первой (и увитую свежими гирляндами по поводу моего дня рождения), и возгласит стоящим перед ним толпам иудеев: «Се, сказал Помазанник Господень, сокрушите все кумиры в Моих пределах, обратите их в прах, ибо Я ревнивый Бог». Затем он примется колотить молотком по нашим изваяниям, отобьет головы, отломает руки и ноги. Народ встретит это радостными криками, и Ирод вновь воскликнет: «Се, сказал Помазанник Господень, о, сыны мои, сыны Сима, первенца слуги моего Ноя, очистите землю сию от чужеродцев и неверных, и пусть обиталище Иафета будет вашей добычей, ибо избавление близко». Известие об этом пронесется по стране, как лесной пожар. «Помазанник открылся нам и сокрушил статуи цезарей. Радуйтесь в Господе. Оскверним храмы язычников и уведем в плен врагов». Об этом услышат в Александрии. Триста тысяч евреев встанут, как один человек, захватят город, перебьют небольшой римский гарнизон. Услышат об этом в Ниневии, и Вардан двинется на Антиохию, а на границе с Арменией к нему присоединятся цари Коммагены, Малой Армении и Понта. Марсу с его тремя регулярными батальонами и двумя полками сирийских греков против них не устоять. К тому же Вардан в свое время дал торжественный обет перед первосвященником в храме, если Ирод поможет ему отвоевать трон у брата (а Ирод это сделал), публично признать свой долг Ироду, отправив к нему всех евреев, которые живут в обширной парфянской империи, вместе с семьями, стадами и имуществом, и поклясться в вечной дружбе с еврейским народом. Рассеянные по всему свету, овцы Израиля, наконец-то вернутся в свою овчарню. И будет их так много, как песчинок на морском берегу. Они захватят города, откуда изгонят чужеродцев и неверных, они станут единым святым народом, как в дни Моисеевы, но править ими тому, кто величием превзойдет Моисея, славой — Соломона, именем Ирод, Возлюбленный, Помазанник Божий.

Праздник, якобы в честь моего рождения, должен был состояться в амфитеатре Кесарии, и для представлений, которых Ирод на самом деле и не собирался устраивать, уже были готовы дикие звери, гладиаторы и колесницы. Аудитория состояла частью из сирийских греков, частью из евреев; те и другие занимали разные части амфитеатра. Трон Ирода стоял там, где сидели евреи, рядом были места, предназначенные для почетных гостей. Не было ни одного римлянина, все они съехались в Антиохию, где отмечали мой день рождения под председательством Марса. Зато здесь были посланцы из Аравии, и царь Итурии, и делегация из Тира и Сидона, и мать царя Адиабены с его сыновьями, и Ирод Поллион с семьей. Зрителей защищал от палящего августовского солнца большой тент из белого холста, но над серебряным троном Ирода, инкрустированным бирюзой, тент был из пурпурного шелка.

Зрители вошли толпой в амфитеатр и заняли места, ожидая, когда покажется Ирод. Раздались звуки труб, и тут же он появился у южного входа в окружении всей своей свиты и величаво проследовал через арену к своему трону. Все встали. На нем была царская мантия из серебряной парчи с нашитыми на нее полированными серебряными кружками, которые так ярко сверкали на солнце, что глаза резало. На голове Ирода была золотая диадема с бриллиантами, а в руке — блестящий серебряный меч. Рядом шла Киприда в порфире, а за ней — его прелестные дочки в белых шелковых платьях, вышитых арабесками, с каймами из пурпура и золота. Ирод шествовал высоко подняв голову и царственно улыбался, приветствуя своих подданных. Он подошел к трону и поднялся на него. Царь Ирод Поллион, послы из Аравии, царь Итурии покинули свои места и приблизились к ступеням трона, чтобы приветствовать Ирода. Они говорили по-еврейски: «О царь, да продлится твоя жизнь до скончания времен!» Но посланцам Тира и Сидона этого было мало. Они чувствовали себя обязанными искупить неуступчивость, которая была проявлена к нему в прошлом, и стали лебезить перед ним.